с тобой, – невозмутимо выдала Ираида. – Вы с ней отличная пара: списанная за профнепригодностью стриптизёрка и пресвятой лох-великомученик. Детишек вам побольше!
Она насмешливо смотрела вслед удаляющимся фигурам бывшего мужа и его шарообразной второй жены. Раздались аплодисменты, сначала редкие и робкие, после переросшие в овацию. Богема – это всё-таки особенная порода людей.
Торжества Ираида не ощущала. Только опустошение и печаль.
Серьёзные намерения
– Если вы хотите быть со мной, Ирэн, вам придётся оставить ваши скромные литературные опыты и всецело отдаться…
Дальше Ираида слушала вполуха. Ей не верилось, что перед ней именно тот человек, чьими романами она зачитывалась в юности, в чьих филигранных строках нередко находила вдохновение для своих стихов и песен. Тогда он казался недосягаемым, но жизнь повернула так, что их книги теперь нередко стоят рядом в разделах «Новинки» и «Бестселлеры». Её роман «Офсайд» наделал несколько лет назад много шума и вознёс имя молодой писательницы на вершины рейтингов.
Одни её полюбили, другие возненавидели, но и те, и другие принялись активно интересоваться творческим багажом Ираиды Рудовой. Сборники её рассказов, которые раньше не желало публиковать ни одно издательство, теперь разлетались, как сухие листья под порывами осеннего ветра. Песни зазвучали на радио в исполнении известных певцов и певиц. Самые ловкие литературные агенты выстроились в очередь.
Последняя повесть «Подстава», к слову сказать, документальная, вывернула лицом к свету изнаночные стороны околофутбольной среды, а заодно балета, модельного бизнеса, индустрии развлечений. Ираида не щадила никого и при этом ни капли не боялась выглядеть грязной, смешной или жалкой сама. Ей плевать на репутацию, потому что та разрушена давно и основательно, как и её семейная жизнь, и любовь, и доверие к миру и людям.
Теперь этот самодовольный престарелый индюк за столиком напротив болбочет что-то о «скромных литературных опытах», не стоящих усилий и времени. Всё своё время она, оказывается, сама того не подозревая, мечтает посвятить только ему.
«Никто мне не виноват, – констатировала про себя Ираида. – Нечего было смотреть на него, как на Бога и называть своим королём». Дюруа тем временем заходился в восторгах по поводу того, как его чествовали в последний раз в её родном городе.
Она москвичка до мозга костей. Это всю жизнь сквозило и будет сквозить в её речи, движениях, манере одеваться и общаться. Она любит Москву без памяти, но появляется там в последние восемь лет крайне редко. Чудовищный позор, которому подвергла Ираиду Рудову соперница, разбившая её семью и растоптавшая честь, не оставляет иного выбора, кроме как скитаться на чужбине, появляясь дома лишь изредка.
Её роман и документальная повесть были ответными ударами, и теперь люди, фигурирующие в них, ненавидят Ираиду за ту агрессивную прямоту, с которой она препарирует их жизнь, поступки и характеры. Читатели тоже в шоке