полиции Якуб Лейкин9 задерживался и весь строй ожидал его, переминаясь с ноги на ногу, о чем— то шумя, а кое —кто даже закурил. Полицейские переговаривались друг с другом, но Пассенштейн ничего не слышал и ни на кого не обращал внимание. Он думал о вчерашней встрече и разговоре. То, что вчера казалось уже решенным делом, сегодня обросло сомнениями.
По дороге из дома в комендатуру, в его голове промелькнула мысль, а что будет, если Рахель поймают при попытке сбежать из гетто. Он хотел отогнать эту мысль, но она снежным комом увлекла его, и он не мог от нее избавиться. Он в ярких красках представил эту картину.
Ему, ежедневно дежурившему на блокпостах, представить такую картину не составляло труда. Он сотни раз видел, как немецкие жандармы то спустя рукава проверяют въезжающий или выезжающий транспорт, а то и наоборот, проверяют грузовик вплоть до винтика, или заглядывают в каждую щель в телеге. Разве он станет играть с дочерью в такую рулетку? Что будет если жандарм обнаружит Рахель? Для немецкого жандарма еврейский ребенок был словно таракан. Пассенштейн представил, как жандарм спокойно, с холодной улыбкой и пустыми глазами, выволакивает его ребенка, его маленькую Рахель, из телеги, бросает на землю, а затем…
Пассенштейн от страха закрыл глаза. Но было еще одно препятствие. Как ему убедить Лею. Он не раз порывался поделиться с ней своими тревогами, на каждый раз, когда она садилась напротив него, он не мог начать. Он смотрел на нее, не в силах причинить ей боль и страдания. И он понимал, что не сможет ее убедить.
И вот, когда появился реальный шанс переправить Рахель на арийскую сторону, дать ей новую жизнь, все его планы предстали дикой, безумной авантюрой. Пассенштейн очнулся от собственных мыслей, заметив оживление в строю. Из комендатуры вышел исполняющий обязанности начальника полиции Якуб Лейкин, держа в руке листок бумаги. Строй напрягся, выровнялся и замолк.
– Вы, наверное, уже знаете, – громко обратился к строю Якуб Лейкин, – сегодня ночью был убит наш товарищ, Шимон Мишлер. Предлагаю почтить его память минутой молчания.
Пассенштейн замер, дежурно приподняв подбородок и не моргая, уставился перед собой. Ему никогда не нравился этот Мишлер, толстячок с липкими глазками и сластолюбивой улыбочкой.
– Абрам Пассенштейн, выйти из строя, – по окончании минуты молчания, гаркнул своим высоким голосом Лейкин. Пассенштейн, стоявший самым крайний во втором ряду не сразу расслышал свою фамилии, а скорее даже не понял, что его вызывают из строя и продолжал стоять как ни в чем не бывало. Кто – то сзади толкнул его.
– Пассенштейн, – повторно прокричал Лейкин. Пассенштейн растерялся и оттолкнув стоявшего в первом ряду, вышел вперед.
– Пассенштейн, вам поручается провести расследование смерти Мишлера, —гаркнул Лейкин. Пассенштейн похолодел и удивлено, посмотрев на своего начальника, громко произнес:
–Слушаюсь.
–После зайдите ко мне для инструкций.
– Есть, – прокричал Пассенштейн и встал в строй.
– Еще