про свою дочь, Рахель, – повысил голос Пассенштейн. На другом конце повисла тишина.
– Генрик?
– Да, я слушаю.
– Он не только привезет Рахель к тебе. Он сделает ей документы, представляешь. А мы с тобой ломали голову. Она будет записана, как ваша дочь. Документы будут высшего качества, на этот счет не волнуйся.
– Это твой человек обещал?
– Да
– Ты ему доверяешь?
– Да. Ты уже поговорил с Анной?
– Пока в общих чертах, —не сразу ответил Генрик. —Я ее готовлю, – в трубке опять повисла тишина. – Ты ведь знаешь ее, она такой человек, если нет, то нет и не переубедишь потом…
– Генрик, —перебил его Пассенштейн, —не тяни, времени уже нет…
– Абрам, – теперь уже Генрик не дал ему досказать, —Пожалуйста, не торопи меня. Ты должен понимать, что все очень сложно. Ты предлагал увезти твою дочь из Варшавы, но куда? Я не представляю. Здесь хоть какая —то работа и у меня, и у Анны, – горячо в трубка произнес Генрик.
Слушая друга, Пассенштейн закрыл глаза, тяжело дыша.
–Абрам, ты слышишь меня?
– Да, я здесь.
– Мне еще нужно немного времени, чтобы все подготовить, понимаешь.
– Немного времени? —повторил Пассенштейн и тихо улыбнулся. —Ты не представляешь, как мы живем.
– Я понимаю…
– Извини, но ты не можешь этого понять, – завелся Пассенштейн. – Поэтому я хочу спасти Рахель. И кроме тебя, мне никто не поможет, понимаешь. Мне больше не к кому обратиться.
– Я понимаю.
– Очень скоро к тебе придет от меня человек с моей дочкой и документами.
– Подождите, ты еще позвонишь?
– Я постараюсь, – вздохнул Пассенштейн. —Генрик, пообещай мне, что все сделаешь, – в трубке повисла тишина. —Генрик, ты слышишь меня?
– Да.
– Ты не ответил.
– Да, я понял все, обещаю.
– Поговори с женой. Сегодня поговори, слышишь.
– Я понял.
– Все Генрик, мне пора, – быстро произнес Пассенштейн и положил трубку, услышав шаги в коридоре.
Полицейским, без разрешения начальника возбранялась звонить, но Якуб Лейкин смотрел на это сквозь пальцы. Поэтому, если бы его и застукали, то он объяснил бы, что звонил арийским друзьям с просьбой оказать помощь с одеждой ребенку. Но шаги и голоса удалились и наконец совсем стихли, и он вышел из кабинета и направился к выходу. Выйдя из комендатуры, Пассенштейн быстрым шагом пересек плац и, выйдя на улицу Купецкая, свернул на улицу Заменгофа. Разговор со своим лучшим и, пожалуй, единственным другом и однокашником Генриком Матецким, Пассенштейну не понравился. Была недосказанность, неопределенность во всем. Впрочем, это было так похоже на Генрика. Пассенштейн хорошо знал своего друга. Несмотря на то, что Генрик Матецкий был видный мужчина и производил впечатление уверенного, даже самоуверенного человека, внутри он был, пожалуй, слабенький. Однако, не это было причиной, почему Пассенштейну не понравился разговор. Его покоробило то, что Генрик еще не поговорил