мамы и дочери были сильно поношенными. Пассенштейн снял фуражку, и обнял свою жену. Он, закрыв глаза, глубоко вдохнул, проведя губами по тонкой, белой шеи Леи. Она же, почувствовав его нежное прикосновение, податливо расслабила тело в объятиях супруга. Отпустив Лею и передав ей бумажный кулек с продуктами, Пассенштейн поднял дочку на руки и уткнулся носом в ее пушистые, мягкие кудрявые волосы, а девочка нежно обняла отца своими худенькими ручками вокруг шеи, положив голову ему на плечо. Теперь Пассенштейн наполнился отцовской нежностью к дочери, и в такие моменты на его глаза всегда накатывали слезы. Тогда Пассенштейн отпускал голову, чтобы глаза его не предали и Лея не увидела слез. Но Лея знала эту слабость своего мужа и когда видела такое, ее глаза тоже набухали, и она убегала на кухню.
– Мы только зашли перед тобой, так что я не успела ничего приготовить, —вернувшись с кухни, начала оправдываться Лея и наигранно надула свои алые губки.
– А где вы так долго были? —спросил Пассенштейн, заходя с дочкой на руках в гостиную.
– Представляешь, уже возвращались домой, Рахель уже начала клевать носом, вдруг сзади кто—то кричит: «Пани Пассенштейн, пани Пассенштейн». Я не хотела оборачиваться, но она меня просто догнала, —Лея уперлась руками в бока, глядя на мужа. – И знаешь, кто это был, пани Варман со своими двумя сыночками. И не лень ей было гнаться за мной.
– А кто такая пани Варман? – отпустив дочку спросил Пассенштейн и сел за стол, стоявший по центру гостиной.
– Супруга пана Вармана, – Лея подошла к столу и стала вытаскивать продукты из бумажного кулька, – он в Совете работает секретарем, такой маленький в очках, безобидный дядечка.
– Не припоминаю, – без интереса ответил Пассенштейн, с улыбкой наблюдая как его дочь, Рахель, словно котенок, смотрит на мармелад, который мама опрометчиво выложила из кулька на стол.
– Ну не важно, – произнесла Лея, уходя на кухню, но все равно продолжив говорить уже оттуда, – мы проболтали с ней два часа, можешь себе представить. Она в основном про мужа своего говорила, – Лея вернулась в гостиную, держа в руках тарелки, вилки, ложки. Тем временем, Рахель уже уплела кусочек мармелада, а папа сделал вид, что не заметил.
– Что это такое Абрам, —возмутилась Лея, строго глядя на дочь.
– Так, о чем вы говорили с супругой пана Вармана, работающего секретарем в Совете? – спросил Пассенштейн, спасая свою дочку.
– Я не очень понимаю в вашей политике, —произнесла Лея, раскладывая посуду, – в общем пан Варман рассказал своей супруге, что вчера к Чернякову7 приехало немецкое начальство из комиссариата что —ли. И даже чуть ли не самый главный у них, как его, фамилию забыла.
– Самый главный из комиссариата? —с недоверием переспросил Пассенштейн.
– Какая— то немецкая шишка в общем, – махнула рукой Лея.
– Она рассказала, зачем они приезжали? —напрягся Пассенштейн.
– Она