прошептал:
– Твои сверстники еще голубей гоняют да девок на сеновал тащат… Тебе же быть великим князем! Ты знаешь старину, чтишь старших, знаешь покон… Сядь ближе, я расскажу тебе…
Глава 11
Владимир следил краем глаза за новгородцами. Они входили в горницу и выходили, брали разные вещи. На него посматривали с теплотой, даже боярин Стойгнев взглянул пару раз со странным интересом.
Старик заснул на полуслове. Голова упала набок, из полуоткрытого старческого рта выползла струйка слюны. Перебарывая брезгливость, Владимир сказал теплым голосом:
– Крепкие люди в Новгороде. Такую дорогу да в таком возрасте… Киянам и молодым не каждому под силу.
Стойгнев расхохотался:
– Мы – люди северные. К трудностям привычные. Кремень, а не люди. А ты понравился нам… княжич. Совсем не такой, как твои братья.
Хотя он назвал его княжичем с усилием, но все же назвал. У Владимира камень свалился с души, но тревога подступила с острым ножом к горлу. Надо продолжать, теперь надо продолжать!
Он смущенно потупился и развел руками:
– Какой есть, не взыщите…
Стойгнев покровительственно похлопал по плечу:
– Понравился, всем понравился!
Хлопнула дверь, вошел Годовит. Тяжелый, грузный, он прошагал вдоль стены, половицы жалобно скрипели. Раздраженно сбросил на лавку широкий пояс, почесал вспотевшее место:
– Сумасшедший город! А мух сколько… Дерьма много, а убирать некому.
Похоже, под дерьмом имел в виду нечто другое, но Стойгнев и Цветослав промолчали. Бразд прогудел:
– Цветослав, сходи за Гонтой. Он в трех соснах заблудится, хотя здесь и сосны… тьфу!.. у меня нос толще.
Стойгнев увидел внимательные глаза Владимира. Тот нерешительно улыбнулся:
– Я вижу великого боярина и воеводу… но не могу вообразить себе… прости… тебя в детском облике! Так и вижу, как ты, зело силен и грузен, лезешь, как кот, на дерево, дабы разорить птичье гнездо, но шелковая перевязь за сучья цепляется, меч по ногам бьет, узорные сапоги по коре скользят… да и пузо… гм…
Стойгнев гулко расхохотался. В дверь заглянули испуганные лица, привлеченные таким звериным ревом. Стойгнев жестом велел им исчезнуть.
– Ну и ну, – сказал он, вытирая слезы. – Это я с пузом? Да знаешь, каким я был до шестнадцати лет? Соплей перешибить можно было. Весь как соломинка!.. А уж по деревьям лазил, как по земле бегал!.. Бывало, на самую верхушку взлезу, куда и галка боялась садиться – обломится. А я сидел, не падал! А ты говоришь, пузо!.. Хо-хо… А с шестнадцати начал мясом обрастать, скоро мне для кулачного боя во всей округе нельзя было найти поединщика… Где силой не брал, так увертливость помогала… А дальше и выучка пришла, да и силы прибавилось…
Он внезапно оборвал речь, раскрасневшийся и довольный, остро взглянул на молодого парня:
– Ох и хитер ты, хлопец! Сам же знаю, всякий старый пень обожает детство вспомнить. Хлебом не корми – дай про ранние годы рассказать.