знаю»?
– Значит то, что я… м-м… ел!
Есмар возился с Логой и, похоже, не интересовался ходом дознания.
Пастух казался настолько жалким и безответным, что к разговору с ним Эгин начал испытывать непреодолимое отвращение. И к его бедному жилищу – тоже. Как вдруг, словно гром среди ясного неба, раздался голос Есмара:
– Милостивый гиазир Йен, Лога нашел! Она здесь!
Эгин вздрогнул. «Так просто?»
– Здесь, в горшке! – Есмар поглаживал пса по голове, склонившись над дымящимся горшком.
– Да это ж еда моя, это ж просто еда… – подал голос пастух.
– Я вижу, что еда, – процедил Есмар и, подняв горшок на высоту груди, грянул его оземь.
Измельченные овощи рассыпалась по полу неаппетитной кучей. Запахло сельдереем и помоями.
Эгин с недоумением отступил, чтобы не забрызгать свой шикарный плащ.
Лога сел на задние лапы и приподнял передние. Что твоя белка. Его псиная харя сияла почти человечьим ликованием. Плешивый пастух безысходно заскулил в своем углу.
А скулить ему было от чего. В центре кучи, среди морковки и фасоли, красовалась Внутренняя Секира рах-саванна Опоры Вещей Гларта.
Разводить волокиту Эгин был не намерен.
– Где, когда и при каких обстоятельствах ты совершил убийство?
Кинжал Эгина подрагивал вместе с пульсацией артерии на шее пастуха.
– Это не я, милостивый гиазир, не я!
– Где, когда и при каких обстоятельствах…
Жадный до крови кинжал слегка прокусил кожу у берега пульсирующей реки. Железная хватка Эгина не давала смерду не то что кивать головой, а вообще двигаться.
– Убейте, гиазир, убейте. Я хоть на Девкатре побожусь, хоть пепел буду жрать, хоть детей заберите – все что хотите, но не я!
– Где, когда и при каких обстоятельствах…
Струйка крови, пока что маленькая, потекла по шее пастуха, стекая за ворот. Плешивый маленький человечек – потный, грязный, несчастный – не сопротивлялся.
– Не я это был, я только руку отрезал, думал, правду говорят, у вас внутри кости золотые…
– У кого это «у вас»?
Кинжал отстранился, а зрачки Эгина, словно два стальных буравчика, ввинтились в блеклые глаза пастуха.
«Нет, этот несчастный придурок не похож на матерого колдуна, – подумал Эгин. – Он не похож и на убийцу. Он слишком жалок и слишком труслив, чтобы поднять руку на офицера Свода Равновесия. Нет, этот идиот поклоняется Девкатре, скармливая своему божеству вареные овощи и отруби с сельдереем. Куда уж ему вырезать сердца и оживлять мертвых!»
Эгин спрятал свое разочарование вместе с кинжалом.
– Рассказывай, как все было, – сказал он ледяным тоном.
– Вот, значит, шел я к руднику. То было на рассвете. Смотрю, а там он, ну, мертвый. И весь такой, в кровище. Страшный, рот перекошенный, одежда на нем вся порватая. Он еще и, простите, гиазиры, обмочился, как то у них, у мертвых, случается. Ну я его сразу узнал. Я ему частенько по поручению хозяина носил всякую снедь – сыр, молоко, а то, бывало, и свежатину.