И никогда не подведет, пока в ней служат такие орлы!
Он окинул взглядом готовившихся к атаке солдат. На фоне всех явственно выделялись сибиряки. Это были бородатые мужики, крепкие, как высоченные коренастые таежные кедры, надежные, как красноярские столбы. У многих сверху шинелей были накинуты на кожаных лентах старые, потемневшие от времени иконы, доставшиеся еще от дедов и прадедов. Именно такими иконами осеняли их жены и матери, отправляя на войну, веря, что сам господь Бог защитит их мужей и детей от злого врага. И они верили, эти суровые великаны с добрыми глазами. «Жалко, что их осталось у меня совсем немного, – думал Владимир, глядя на эти спокойные лица, – если бы их было чутка побольше, разве топтались бы мы до сих пор у этой чертовой высотки?» Большую часть батальона уже составляли жители других губерний России – украинцы, белорусы. Этих сразу было видно по напряженным испуганным глазам и рукам, судорожно сжимающим винтовку, будто это и есть единственное спасение, и потерять ее нельзя ни в коем случае. Эти палили в белый свет как в копеечку, переводя впустую и так немногочисленные патроны. Сибиряки же стреляли реже, но всегда метко. Профессиональные охотники, они умели подстрелить добычу.
Ровно в 9.40 раздались залпы батареи Шварца, и тяжелые снаряды полетели к немецким окопам. Вмиг там все заволокло дымом, звуки близких разрывов больно ударили по ушам. Владимир стал в бинокль рассматривать то, что творилось сейчас там, куда прилетела сама старуха смерть, посланная железными орудиями Шварца. В воздух то там, то сям взлетали комья земли, фрагменты человеческих тел, еще секунду назад бывшие живыми людьми, с их страхами, желаниями, эмоциями. А сейчас это были просто бесформенные куски мяса, и отличить их от грязной земли можно было только по обрывкам ткани, свисавшим на них, да красным пятнам свежей плоти, которая, упав на землю, тотчас же стремилась слиться с ней цветом, стать такой же черной и мягкой. Вот в воздух около валуна взлетели бревна, отсюда они напоминали большие карандаши, вывалившиеся из упаковки. Словно какой-то художник-великан швырнул их на землю от злости, не в силах подобрать цвета, при помощи которых можно было изобразить развернувшуюся внизу трагедию местного масштаба. «Отлично, – отметил себе Владимир, – минус один. Хорошо работает Шварц, нужно ему бутылку коньяку презентовать». Потом немецкие окопы окончательно заволокло дымом, который скрыл весь ужас, творившийся сейчас там, всего-то в пятистах метрах, так близко и так далеко.
В 9.50 прозвучали свистки, выгонявшие солдат из своих привычных окопов поиграть в очередную лотерею со смертью. Не глядя по сторонам, полностью доверив Аникееву вести роту, Владимир легким натренированным движением перебросил свое тело через бруствер окопа, встал и пошел в сторону продолжающих бушевать разрывов, на ходу перекладывая пистолет в левую руку и поправляя саперную лопатку правой рукой, как бы желая убедиться, на месте ли она. Он знал, что, глядя на него, зараженные его личным примером, даже самые неуверенные солдаты преодолеют свой страх и пусть не совсем