зеркала. Но мама Чатем оказалась какой-то серой и безжизненной, глаза у нее были мертвыми, а зубы – гнилыми от наркотиков. Подруга призналась, что, хотя мать и сказала, будто мечтает обнять свою девочку, сама она была страшно рада тому, что в комнате для свиданий их разделяла перегородка из прозрачного пластика. Больше она навещать мать не ездила.
Чатем часто оказывалась полезной: так, например, мы вместе отправились покупать мой первый лифчик, потому что бабушка не считала нужным прикрывать несуществующие груди, а, по словам подруги, ни одна девочка старше десяти лет, которая вынуждена переодеваться в школьной раздевалке, не может обходиться без этой важной детали туалета. Чатем передавала мне на уроках английского записки с грубыми карикатурами на нашу учительницу, которая накладывала на лицо слишком много тонального крема и вечно пахла кошками. Подруга ходила со мной под ручку по коридору, а любой исследователь дикой природы скажет вам: когда речь идет о выживании во враждебной среде, двум особям, объединившимся в мини-стаю, сделать это гораздо легче, чем той, которая останется в одиночестве.
А потом однажды Чатем вдруг не пришла в школу. Я позвонила ей, но никто не ответил. Я села на велосипед и отправилась проведать подругу, однако обнаружила на ее доме табличку: «Продается». Неужели она могла уехать, не сказав мне ни слова?! В это невозможно было поверить, тем более что Чатем знала: именно неизвестность так пугала меня в истории с исчезновением матери. Однако прошла неделя, за ней другая, и мне становилось все труднее находить оправдания ее поведению. Когда я перестала выполнять домашние задания и завалила парочку контрольных, что вообще было совершенно не в моем стиле, меня вызвали к школьному психологу. Мисс Шугармен, тысячелетняя старуха, набила свой кабинет куклами: наверное, чтобы дети, слишком зажатые или травмированные для того, чтобы произнести вслух слово «вагина», могли устроить представление и таким образом рассказать о том, за какие непозволительные места их трогали. В любом случае я сомневаюсь, что мисс Шугармен могла хоть чем-то мне помочь, ведь не в ее силах было восстановить разрушенную дружбу. Когда психологиня поинтересовалась, что, по моему мнению, произошло с Чатем, я предположила, что ее похитили. Меня бросили, сказала я, и это уже не в первый раз. Я вновь осталась одна: видимо, что-то неладно с кармой.
Больше мисс Шугармен меня к себе не вызывала, и если до этого в школе меня считали странной, то теперь я перешла в разряд чокнутых.
Бабушку тоже озадачило внезапное исчезновение Чатем. «Неужели даже не предупредила тебя? – спросила она за обедом. – Так с друзьями не поступают». Я не знала, как объяснить ей, что все то время, пока Чатем была моей компаньонкой, я предчувствовала такой конец. Когда вас бросают, вы всегда ждете повторения негативного опыта и в конце концов вообще перестаете сходиться с людьми, не допуская, чтобы они обрели хоть какое-то значение в вашей жизни, ведь в таком случае просто не заметите их исчезновения. Понимаю,