Высокая, тощая, жилистая, с узким, сухим, бесцветным лицом, в сером платье, черных ботинках и в черном платке на голове, она напоминала прислужниц-старушек из церкви, вечно всем недовольных, с поджатыми губами и недобрыми, бесцветными глазами.
Подъехало такси, расселись: Софья впереди, Оля с Алей сзади. Машина тронулась, и девочки, улыбнувшись, сжали друг другу руки.
В поезде было здорово – отдельное купе! Девчонки на верхних полках, Софья на нижней. Выкупленная вторая нижняя оставалась пустой.
Аля с Олей лежали наверху и смотрели в окно. Мимо проплывало Подмосковье, подпаленное небывалой жарой и засухой, пожелтевшие поля и деревья, поникшие и засохшие цветы в палисадниках. Пейзаж был совсем не подмосковный, обычно сочный и яркий, во всей палитре зеленых тонов – от светлого, салатового до изумрудного, густо-зеленого, темного, хвойного.
К обеду проголодались и заскулили.
Глянули в сумку, собранную Машей, и сморщили носы.
Вареные яйца, перья зеленого лука, несколько бледных, жалких котлет, огурцы и буханка черного хлеба.
Софья усмехнулась:
– Ну что? Неохота? Я вас понимаю. Все в мусор! Собирайтесь, красавицы, поведу вас в вагон-ресторан.
Девочки радостно переглянулись.
Олю вагоном-рестораном было не удивить – подумаешь! А вот для Али все оказалось впервые и оттого в миллион раз интереснее.
Вагон-ресторан был заполнен людьми, пришлось подождать. Его чуть покачивало, весело дребезжала нарядная посуда, тарелки и бокалы. Вкусно пахло борщом и жареными пирожками.
Девчонки нетерпеливо топтались на месте и глотали слюну.
Наконец сели. Крахмальная скатерть была кипенно-белой и твердой. Аля незаметно помяла остро торчащий край.
Заказали борщ со сметаной, лангет с картошкой, салат из огурцов и компот.
Девочки жадно набросились на еду, нахваливали и борщ, и второе, глазели в окно, отчего-то они были отчаянно веселы, счастливы. Как бывает только в юности, беспечной и беззаботной.
Софья смотрела на них и посмеивалась: молодость, молодость… Все-таки юность и есть сама беспечность и вечная надежда на лучшее.
Как давно это было. И было ли?
«Как быстро пролетела жизнь, – часто думала Софья, – и много ли там было хорошего?»
Нет, было, разумеется, было. Только почему все чаще вспоминается самое плохое, тяжелое, страшное? Почему так устроена память?
Вот только с Муськой, со своей смешливой подружкой, они могут вспомнить что-то веселое, смешное, хорошее. А одной как-то не получается… В голову лезет сплошное дерьмо. Скандалы с Добрыниным, его походы налево, стыд за его «творения», его друзья-«нужники» и, наконец, последнее – предательство.
Сын. Маленьким он почему-то не вспоминается, нет. Совсем. Она даже не может представить его малышом или младенцем. Помнит его уже подростком, красивым и наглым, хамоватым, чего-то без конца требующим. Помнит его светлые пустые глаза, холодные и безразличные. Сжатый рот, трясущиеся руки. Его попреки, претензии, жалобы.
И