а не по норме, как я.
А рядом с ним его новая пассия – рыжая виолончелистка. Стерва редкостная, но красива до умопомрачения. С таким шикарным бюстом и такими голубыми глазами, что можно утонуть и тут и там.
Я завидовал его жизни, но хорошей завистью.
Его любви к музыке, его таланту, его большому будущему.
У меня же и жизнь-то была не моя, а выбранная для меня и за меня родителями. Были еще фагот и жена, посредственная скрипачка из нашего же оркестра.
Мы с ним никогда не были друзьями. Просто шли рядом.
И хотя я был, как и моя жена, средненьким музыкантом, мой однокашник упорно держал нас в своем престижном оркестре.
«Почему? – часто думал я. – Зачем ему, чтобы я был рядом? Что это: человеческое участие или повод для злорадного торжества?»
И приходил к выводу, что скорее всего первое.
Он никогда не позволял себе никаких выпадов в мою сторону, ничем не уязвлял моего самолюбия. Наоборот: когда случалось принимать овации или очередную награду, приглашал стать рядом с собой, а это кое-что да значит.
И я вставал рядом и стоял со своим неуклюжим фаготом, в блестящем на локтях фраке, мешая тем, кто устремлялся его поздравить.
Когда нам все же объявили, что самолет захвачен и после посадки мы, уже в качестве заложников, должны смирно сидеть на своих местах и не двигаться до особых распоряжений, я не сильно расстроился: ведь с нами он, мой талантливый и везучий спутник по жизни, поэтому ничего ужасного с нами случиться просто не может.
Даже когда прошли часа три, и мальчики, еще Недавно вежливые и аккуратные, стали нервозными и сердитыми, я не особо волновался.
Что творилось снаружи, мы не знали, но понимали: дела у наших террористов не заладились, что-то пошло не так.
Жена моя нервничала, то и дело спрашивала меня, что будет, и я ее успокаивал – все, мол, будет хорошо.
Я не знаю, как вела себя наша элитная группа, ведь они сидели впереди, а я ближе к хвосту, но никакого шума оттуда не доносилось.
Пить нам давали, но не кормили.
Мальчики становились все жестче, в руках у них появилось оружие.
Наконец что-то, видимо, произошло: террористы пошли по рядам, внимательно разглядывая пассажиров.
Они выбрали в бизнес-классе какого-то солидного гражданина, подвели его к люку, выстрелили ему в затылок, и он выпал на летное поле.
Все услышали, как его тело грузно, с шлепком ударилось о бетон.
Мы оцепенели от ужаса.
Вот так. Просто взяли и у всех на глазах убили человека.
А с виду такие правильные и вежливые молодые люди.
Когда один из них проходил мимо меня, я осторожно глянул ему в глаза и ничего там не увидел.
Либо там вовсе не было ничего, либо за этим «ничего» таилось нечто столь безобразное, что мне не дано ни увидеть, ни понять это.
Я поежился. От этой пустоты мне даже зябко стало.
Прошло еще полчаса.
Они опять открыли люк, схватили еще кого-то из того же бизнес-класса, подтащили к люку, выстрелили в затылок и выбросили наружу.
Мы ахнули.
Зашевелились.
Кто-то