исчезнувшей из прохода женской руки и посмотрел в нашу сторону. Я поймал его взгляд – он был ватным – и закрыл глаза.
Почему он?
Сидел я так, с закрытыми глазами, рядом со своей дрожащей женой, видя себя рядом с ним, ничего великого не создавший и ничего существенного не совершивший, и вдруг меня прострелило: вот он, мой шанс!
Один-единственный и последний, другого не будет.
Открыл я глаза, вынул из-за головы жены руку, поднял ее вверх и сказал громко и внятно:
– Господа террористы, а можно мне вместо него?
Все, не только террористы, но и пассажиры уставились на меня.
Я даже смутился немного.
– То есть меня вместо него. – Видя все еще недоумевающие глаза публики, я добавил: – меня, а не его, того… – И показал на люк.
Пассажиры зашептались.
Жена моя вся сжалась и стала дергать меня за полу пиджака.
Террористы удивленно поглядели на меня.
Переглянулись между собой.
И один из них, толкнув маэстро назад в кресло, лениво махнул мне рукой.
Я пошел.
Ноги еле ступали.
Кто-то другой, там, в голове заговорил: «Ты что, с ума сошел?»
«Поздно», – ответил я ему.
Меня грубо схватили за плечо и развернули к люку.
Там, за ним, было светло и шумно.
Кругом стояли машины. За ними прятались вооруженные люди в масках и шлемах.
Что-то холодное и жесткое уперлось мне в затылок.
И тут я услышал нечеловеческий страшный крик:
– Н-е-ет!
Это кричал он.
Зачем? Я ведь подарил ему жизнь. Кто он, и кто я? Он нужнее… и я счастлив.
Офицер группы оцепления увидел в бинокль, что лицо человека, которого террористы выбрали очередной жертвой, вдруг расплылось в улыбке. И это в тот момент, когда к его затылку приставили пистолет!
Офицер зажмурился от удивления, протер заслезившиеся глаза, подул на стекла бинокля и, подумав, что это ему почудилось, опять приник к окулярам.
Тот человек уже лежал внизу, на бетонке.
Вокруг его головы медленно расплывалось бордовое пятно.
«Бедняга… – подумал офицер и вздохнул. – И ведь чего только не примерещится в этой чертовой суматохе».
И тут же напрягся – в наушнике, вставленном в левое ухо, уже шел отсчет: «Шесть… пять… четыре…» Через три секунды – штурм.
И, уже полностью настроясь на атаку, подумал:
«И все же он улыбался… этот заложник.
Интересно, чему?»
Злоба
Страха не было, боли тоже.
Была только злоба.
Он понимал, что уходят последние секунды Его жизни.
Нож в шее буквально пригвоздил Его к земле.
Кровь, стекающая струйками по дрожащей сухой коже за ухом, казалось, кипела.
Глаза открылись сами собой, медленно-медленно.
Перед не погасшими еще зрачками высоченным толстым бревном качалась сочная зеленая травинка.
По ней деловито ползла вверх божья коровка.
Обнаружив эту маленькую жизнь, Его затухающее сознание встрепенулось.
Правая рука,