моих чувств, которые невозможно выразить словами… Я тебя …
Прошу, прости…»
Перечитываю письмо, сворачиваю пополам и убираю в конверт. Отправлю из армии.
Ложусь в кровать, закрываю глаза. Но так и не засыпаю.
Холодным октябрьским утром еду в маршрутке. Сумка с вещами стоит на коленях, старуха нависает надо мной, желая места. Я не обращаю внимания, думаю ни о чём. Какие-то картинки возникают в голове, но невыспавшийся разум не понимает и переключает с одной на другую, будто слайд-шоу. Такие же бессмысленные картинки мелькают за окном – реклама.
Старуха с ворчанием получает своё место, когда выхожу на нужной остановке. Зонта нет, и дождь быстро окутывает пеленой. Иду и понимаю, что ещё долго не увижу свой город, его мокрый асфальт, серое небо, людей в разной одежде. Его рекламу.
Подхожу к уже знакомому крыльцу. На стекле двери приклеен плакат с суровым мужиком – в зубах автомат. За Россию, за Родину! Открываю – суровый мужик уплывает в сторону, проследив за мной внимательным взглядом.
Внутри много таких, как я. Толкучка покруче, чем в маршрутке. Выставив сумку вперёд, направляюсь в кабинет к грудастой тётке.
– А-а, явился, – говорит она, привычно положив груди на стол. – Давай.
Протягиваю повестку. Тётка шарит в столе, вынимает моё личное дело и объявляет:
– Бэ-три! Следить за здоровьем надо!
– Как могу, – говорю, беря протянутую папку.
– В двадцать третий кабинет проходи, сумку можешь в проходе оставить, где все. – Тётка улыбается. Всем так улыбается, думаю, мать родная и Родина Мать в одном лице. Натренерована.
Выхожу, встаю в очередь.
– Эй! – слышу. Кто-то стучит по плечу. Медленно оборачиваюсь, готовый к драке – байки о русской армии делают своё.
Остро улыбаясь, уже лысый, протягивает руку Зубов.
– Здорово!
– Привет, – отвечаю, расслабившись.
С Зубовым познакомился ещё на мед. осмотре. Тогда, с гривой рыжих волос и в одних трусах, он травил полусартирными шутками, развлекая угрюмых пацанов, стоявших в очереди к хирургу.
«Погоняет он вам кокушки! – говаривал Зубов. – А перчатки-то не меняет. Надеюсь, никто трипаком не болен?..»
– Серика не видел? – спрашивает он. Волоски тёртой морковью рассыпаны по его черепу.
– Нет, только сейчас пришел.
– А! Вон! – Зубов тыкает подбородком в сторону кабинета казённой тётки. Оттуда, наперевес с баулом, выходит казах.
– Ну, здрасьте, – говорит он, подойдя и пожимая руки. – Зубов, кутак джеме! После тебя к врачу заходил, всё ещё левое чешется!
– А-а, Серый! – Зубов грозит ему пальцем и уже хочет выдать что-то ржачно-острое, как раздаётся звучный ор:
– На выход все! К автобусу по одному!
Старый икарус заезжает на плац – солдатик тут же закрывает за ним ворота, обрубая путь к гражданке.
Останавливаемся. Какой-то мужик рявкает, что нужно сидеть. Спустя минут десять двери икаруса открываются, и в салон заходит другой