когда иммиграционный офицер попросил с меня за визу 50 баксов, а взял 60, сдав со стольника только 40. Передо мной в очереди стояла девчонка из Эстонии – где эта страна, найдите ее на карте! – и этой свиристелке он сказал «велкам» и денег не взял. Вот она, цена нашей дружбы – 60 баксов.
В Якуибе я провел полдня, бродил по улицам, шерстяным альпачьим рынкам, магазинам, приглядывался к прохожим и торговкам. Сильвия не выходила из головы, я полагал, она в Боливии, и, если повезет, встречу ее. Вероятность встречи была ничтожна. Страна не такая уж маленькая, и никто не подскажет, где искать человека без паспорта и вне закона. Вот так, с фонарем средь бела дня… Но ведь бывало, у меня случались чудесные совпадения, нежданно-радостные встречи. Потом, переехав в Ла-Пас, я с той же маниакальной упорностью заглядывал под широкополые шляпы в лица боливийских женщин, порой основательно смущая их.
Изучив таким образом население нескольких боливийских городов, я получил исчерпывающее представление о стране. Высокая духовность, которую провозгласил президент Боливии Эво Моралес, сказывалась во всем: в обилии попрошаек, зазывал и отсутствии туалетов. Никаких сомнений, потомки племен аймара, бороро, кечуа и тупи-гуарани построят социализм, свой индейско-марскистский. Их высокая духовность настояна на священных листьях коки. Работать по 15 часов и быть высокодуховным можно только жуя листья коки. Наш национальный сорокаградусный напиток на поверку оказался не таким эффективным.
К вопросу о менталитете
В
боливийском иммиграционном офисе мне поставили штампик «Выбыл», в перуанском шлепнули «Прибыл». Считая, что формальности закончены, я поспешил обратно в автобус, но вскоре проводник подошел ко мне и сказал, что требуется пройти еще полицейский досмотр. Это было что-то новенькое.
Для начала мордастый полицейский меня обшмонал. Достав из моего кармана бумажник и пристально глядя мне в глаза, строго спросил:
– Сколько у вас денег?
– Вот столько, – показал я, немного раздвинув пальцы, большой и указательный. Странный вопрос. Делать мне нечего – деньги пересчитывать. Знаю приблизительно, и этого достаточно. Мордастый требовал, чтобы я сказал точно. – Это я вам сказать не смогу, и никакой русский не скажет, сколько точно, до копеечки, у него в кармане денег – менталитет такой. У нас даже президент не знает, какую зарплату он себе положил. – Мордастый открыл мой бумажник, и сам, грязными пальцами, стал пересчитывать мои деньги.
– Мы в России, – попенял я ему, – никогда такой херней не занимаемся – обычно складываем купюры в стопку и замеряем линейкой.
Мордастый продолжал выполнять свою поганую работу. Понятно, подумал я, будут грабить. Ладно, зато по Боливии проехал без проблем, а предыдущий автобус остановила группа вооруженных товарищей – и дальше пассажиры уже ехали налегке.
Полицейский держал в руке мой бумажник, поднимая и опуская его перед моим носом, как бы взвешивая, и задавал