после первых заморозков, она корчится болью от любого прикосновения, словно прокаженная.
Зимнее – белое, украшенное причудливыми узорами, которые, как в детстве, заставляют нас верить в сказку. А если прислониться к стеклу и расплавить дыханием иней, то можно узнать тишину в лицо. Да, она такая, – серебрящая кристаллами льдинок под светом молчащих ночных фонарей. Ложась спать, она укрывается мирно падающим снегом и даже скрип чьих-то шагов по тропе не в силах ее пробудить. Она появляется, когда захочет и ничто не способно ее прогнать, пока она сама не решит уйти.
Прошло уже два месяца после последней нашей встречи с Верой, когда она сказала об измене. Я смотрю сквозь стекло на холодную ноябрьскую ночь. Проституток не видно. Черную землю одеялом накрыл свежий снег, он кажется таким чистым и белым. Там тишина. Почти ничего нельзя разглядеть, только тени старых деревьев, с которых давно облетела листва. Их молчаливые силуэты обращены на меня – безучастные свидетели моего одиночества. В комнату, где я стою, проникает искусственный свет из соседнего помещения. Оттуда доносятся голоса разных людей, они с алкогольным оживлением о чем-то беседуют. Я не участвую. Я ушел от электрического света, захмелевших глаз и смеющихся ртов. Сюда, где полумрак и стекло, за которым такая тихая ночь, похожая на дышащую негой женщину. Меня привлекает она, но я не хотел бы оказаться сейчас за стеклом, стать немой тенью.
Вдруг подумалось: где сейчас Вера, объята ли сном, а, быть может, не спит, как и я. А на небе не видно звезд, все сокрыто холодной вуалью. Наверное, это она забрала их с собой, оставив мне лишь черные тени деревьев.
Я часто так вот стою у окна, ведь на подоконнике находится пепельница.
Фотографии
Конечно, я думал о смерти. Смерть перманентно присутствует в моей голове. Дело даже не в мыслях о бессмысленности существования без Веры, дело – в бессмысленности вообще. Хотя я лгу: одно обуславливает другое. Глупейшее желание людей – искать во всем смысл, ведь есть вещи, которые существуют вне смысла – любовь, например.
Ощущение, будто моя жизнь есть плавание в дерьме туда-сюда без толку. Я хочу быть с Верой, хочу, чтобы Вера была со мной, но что значу я в резервуаре с дерьмом. Есть объективная причина – субстанция, заполнившая все до краев. Я вытягиваю голову, высматривая берег, ныряю, силясь разглядеть дно – тщетно. Хочу утопиться, но не могу, не могу заполнить рот дерьмом и умереть. Ведь Вера находится где-то рядом, мы с ней в одной пространственно-временной категории бытия, только живем порознь. Бессилие обиды толкает меня в объятия смерти, но на то оно и бессилие, чтобы не позволить довести дело до логического конца.
Так и болтаюсь поплавком неизвестного рыбака, перебирая в воспаленном мозгу четки воспоминаний.
…Теперь я сижу возле зашторенного окна в своей одинокой комнате. Тусклый свет фонарей, пробивающийся сквозь плотное тело шторы, придает моему жилищу своеобразный ночной оттенок, проникновенный и тихий.
Желая остаться наедине с собой, комнатой и жизнью за зашторенным окном, я заставил музыку замолчать. Депрессивные друзья – тишина и полумрак, помогают