лишь бы скорее выпроводить. Потом зашли знакомые из дачников, я поддержала с ними светскую беседу.
Еще договорилась с одним угрюмым мужиком, чтоб поколол дрова, закупленные дядей за день до отъезда и сваленные кучей у ворот. Работник даже в дом не заходил, хотя я предлагала ему чаю. Зато охотно показал, как складывать поленницу: один слой вдоль, а следующий поперек, чтобы дрова дышали. Я за два дня перетаскала все поленья под навес.
Почти все время я провожу на воздухе: в саду ли, в огороде, на реке. В зеленый знойный день, когда ты весь прогрет насквозь, легко почувствовать себя веселой и бессмысленной травой, кустом черной смородины или же юркой ящеркой, которую я видела однажды среди дров. У Кафки Грегор Замза отчаянно страдал, проснувшись безобразным насекомым. Но Кафка все утрирует, доводит до абсурда. Пожалуй, в многоножку я превратиться не готова. А вот в цветок – вполне.
Впервые мне это удалось, когда Михалыч явился за очередной бутылкой, вернее, за ее денежным эквивалентом. Услышав стук, я по привычке пошла было к воротам. Но вдруг остановилась у клумбы с цинниями. Мне нравятся эти цветы на мощном стебле с головкой, похожей на великанскую ромашку – красно-оранжевую или желтую. Я наступила на край клумбы босиком, пальцами ног пустила в землю корни, руки прижала к туловищу, вытянулась в стебель и тотчас ощутила, как по телу побежал зеленый сок. Тряхнула головой, – и волосы свились в оранжевые лепестки. Осталось лишь закрыть глаза и повернуть цветочное лицо к сиятельному солнцу.
Сосед бил кулаком в ворота, Артур носился, безутешно лая, вокруг клумбы, а я тянула влагу из земли и поглощала алое тепло.
Михалыч, наконец, отчаялся, ушел. Я осторожно выпростала руки, вырвала ноги с корнем из земли, стряхнула лепестки. Артур на радостях, что я вернулась, визжал, лизал мне руки и лицо.
Под вечер мы с пуделем пошли купаться на деревенский пляж. Мальчишки поймали там змею – ужа с оранжевыми крапинками. Я попросила отпустить его. Уж выскользнул из рук и сполз к реке. Брякнулся в воду и поплыл, вращаясь вертикально вокруг собственной оси.
Змеей, пожалуй, тоже быть неплохо.
Еще через неделю полил дождь. А в пятницу явился вовсе уж нежданный посетитель – мой бывший муж. Время от времени он возникает, чтоб предложить начать все с чистого листа. Но мне не хочется марать бумагу, снова выяснять, кто прав, кто виноват.
Аркадий постучал в ворота, пудель с лаем выскочил во двор. Муж с ним заговорил, спросил, где я. Потом толкнул калитку – я по небрежности оставила ее незапертой, вошел во двор, поднялся на крыльцо, отрезав мне путь отступления через дверь. Пришлось выпрыгивать в окно на грядку.
Я опрометью понеслась к реке, к березкам у плетня. Когда Аркадий вышел в огород, я к ним уже присоединилась и шелестела в унисон листвой. Пудель опять едва меня не выдал – скакал у самого ствола, надсадно гавкал.
Нет, я не чувствовала себя в полной безопасности. И листья трепетали не только от речного ветра: Аркадий мне пока небезразличен. Когда он, наконец, ушел, я долго еще