характеристику полистать, и вообще, ОНИ сами решат, что с тобой делать.
Закончив объяснение, женщина вытащила из папки несколько моих фотографий и, улыбаясь практически по-матерински, стала внимательно разглядывать.
На одной из них я, примерно двух лет отроду, с заплаканными глазами, сидела на горшке, а рядом стояла кукла выше меня ростом, причем, в таком же платье (почему-то я совсем не помню эту куклу).
– Какая хорошенькая! – прокомментировала она.
Мне, правда, моя зареванная и сопливая физиономия не показалась особо хорошенькой, да и фотография, можно сказать, интимная. В общем, не особо приятно, когда чужой человек копается в личной жизни. Но я чувствовала, что так надо, и ничего не поделаешь, приходилось терпеть.
– Э-э-э (боюсь, это стало входить в привычку). Можно спросить, почему все это вы назвали «этим светом» и еще, куда мне идти? Я голодная, да и помыться бы, а то пахнет не очень, по-моему…
– Ага, и не только по-твоему! Ты что не русская? (я замотала головой, показывая, что очень почти русская) А что с родной речью-то не дружишь? Там (она махнула рукой в сторону окна), откуда вы приходите (странно, но я лично зашла в эту комнату через дверь), вы называете наш свет «тем светом», следовательно…(она заглянула мне в лицо, очевидно, думая, что я сама догадаюсь, но глубоко разочаровалась, увидев мое тупое выражение, и продолжила), здесь это становится «этим светом», а ваш свет, попросту жизнь, – тем светом. Ну, поняла?
– Нет, – буркнула я. – А поесть дадут?
– Да, сейчас придет за тобой Катя и проводит в другое здание, – с этими словами она нажала на столе какую-то кнопку, очень похожую на обычный дверной звонок. – Может, еще увидимся, – и махнула рукой, давая понять, что разговор окончен.
Некоторое время мы сидели молча.
– Извините, можно последний вопрос? – и я, не дожидаясь ответа, задала его. – Как вас зовут?
И тут услышала то, к чему абсолютно не была готова: «Михаилом Викторовичем». Я открыла рот, собираясь заблеять, но в этот самый момент в комнату вошла незнакомая мне (ну естественно) девушка.
ГЛАВА 5. В которой я узнаю истории Кати и Михаила Викторовича и получаю долгожданные обед и отдых
Она относилась к тому типу девушек, про которых так и хочется сказать: «Какая милая!». То есть высокая, чуть полноватая, со здоровым (если это слово тут уместно) румянцем, с ямочками и теплыми, практически черными глазами. Но самое замечательное – это волосы. Наверное, в роду у Кати были евреи. Волнистые, густого шоколадного цвета, длинные, до пояса. Носила она их вольно, не мучая косами и заколками, отчего некоторые пряди, видать, самые непослушные, вырывались из общей копны и шевелились, как жирные и блестящие ужи, отъевшиеся на дармовых лягушках в террариуме. Если бы она нахмурила брови и сжала губы, то художник вполне мог писать с нее казачку. Но если сунуть ей в руки голого рыхлого младенца и заставить задумчиво смотреть вдаль, то уже этот же художник, простирая испачканные краской руки к небу, стенал: «О,