мы собрались уходить.
– Я отвезу вас домой, – сказал мне Бройер.
– Хорошо.
У него в машине нашелся плед, который он положил Пат на колени. Она выглядела теперь очень бледной и усталой. Женщина, с которой мы сидели за стойкой, при прощании сунула мне записку. Я сделал вид, что этого не заметил, и сел в машину. Дорогой смотрел в окно. Пат сидела в углу и не шевелилась. Я даже не слышал ее дыхания. Бройер поехал сначала к ней. Он знал, где она живет, вопросов не задавал. Она вышла из машины. Бройер поцеловал ей руку.
– Спокойной ночи, – сказал я, не взглянув на нее.
– Где вас высадить? – спросил меня Бройер.
– На ближайшем углу.
– Я с удовольствием довезу вас до дома, – возразил он как-то поспешно и преувеличенно вежливо.
Он явно не хотел, чтобы я вернулся к ней. Я раздумывал, не дать ли ему по физиономии. Но он был мне слишком безразличен.
– Ладно, тогда отвезите меня к бару «Фредди».
– А пустят вас в такое время?
– Очень трогательно, что вас это заботит, – сказал я, – но будьте покойны, меня везде еще пускают.
Как только я произнес эти слова, мне стало его жаль. Ведь он наверняка казался себе весь вечер лихим и обаятельным гулякой. Такие иллюзии нельзя разрушать. Я простился с ним более учтиво, чем с Пат.
В баре было еще довольно много народу. Ленц и Фердинанд Грау играли в покер с владельцем магазина модной одежды Больвисом и еще с несколькими мужчинами.
– Присаживайся, – сказал Готфрид, – сегодня покерная погода.
Я отказался.
– Да ты только посмотри, – сказал он, кивая на целую кучу денег. – И без всякого блефа. Масть сама так и прет.
– Ну ладно, – согласился я. – Давай.
Я на первой же сдаче на двух королях обставил четверых.
– Каково! – воскликнул я. – Похоже, и в самом деле сегодня шулерская погода.
– Тут такая всегда, – заметил Фердинанд, протягивая мне сигареты.
Я не хотел здесь задерживаться. Но теперь вдруг снова почувствовал почву под ногами. Настроение, конечно, было неважное, но все-таки здесь была моя старая честная родина.
– Поставь-ка мне полбутылки рома! – крикнул я Фреду.
– Смешай его с портвейном, – сказал Ленц.
– Нет, – сказал я. – Некогда экспериментировать. Хочу надраться.
– Ну так выпей сладких ликеров. Что, поссорился?
– Ерунда.
– Не скажи, детка. И не пудри мозги старому папаше Ленцу, который собаку съел в сердечных делах. Признавайся и хлобыщи.
– С женщиной нельзя ссориться. На нее можно разве что злиться.
– Что-то слишком тонко для трех часов ночи. Я, кстати говоря, ссорился с каждой. Когда кончаются ссоры, то скоро и всему конец.
– Ладно, – сказал я, – кто сдает?
– Ты, – сказал Фердинанд Грау. – Радуйся, у тебя мировая скорбь, Робби. Береги ее как зеницу ока. Жизнь пестра, но несовершенна. Между прочим, для человека с мировой скорбью ты блефуешь на славу. Два