и принялся выжидать, подобно птице, досиживающей на своих скорлупных детёнышах последние секунды их подноготного существования. Но стоило детищам изойти из туманной обители, надежды узреть могучих наследников тут же рассеялись. Вместо непробиваемых панцирей, на кости была натянута просвечивающая кожица; взамен острых когтей и всё рвущих клыков скромных размеров ноготки и ровные, как в штабель выставленные тридцать два изабелловых жеребца, зубы; а в противовес массивной амплуа, образ родившихся был до жалкого мал, тощ и болезнен. Представьте, какого матери, давшей жизнь уроду; каково это, когда ожидаешь воспарение лебедя, а получаешь гадкого утёнка? Такую же раздосадованность испивал Великий, ведь не помня во всех подробностях раз увиденные облики Древнейших, Он действительно надеялся воссоздать явившиеся во сне идеалы просто доверившись в этом деле своему творчеству, но самонадеянность не сыграла Ему на руку. Больше опрометчивых шагов Великий не дозволял Себе совершать и хорошенько всмотревшись в Свои творения, наконец понял, в чём заключалась их ничтожность. Вялость и малая подвижность были связаны с туманным флёром, так и застилавшего взор серой пеленой и оставлявшего мышление под поволокой заторможенности.
Так пришла пора второй экспериментальной жертвы – мышления. Туманникам, – именно так стал обозначать своих созданий Великий, – своим неуверенным променадом следовало пройти дальше тех малых окрестностей, в которых они принялись ютиться. Поселившись близ столпа памяти, туманники запечатлели в давшему им жизнь монументе летопись первых дней существования, как своего, так и вселенной. Память Великого была передана туманному народу, а тот в свою очередь, разместил врученное сокровище их Господина по всей поверхности вздымающейся опоры.
Община туманников практически не отходила от фундамента столпа памяти и не знала, что существуют иные параллели. Взяв частичку мозга своих костей, затем объединив ту с нейронными пульсарами своего черепного короба, Великий ударил по туманной тверди и от самого ядра до самых высших слоёв атмосферы поднялся второй столп.
Словно неописуемых габаритов ветродуй, величавая констукция разогнала сонмы дымчатых туч, заодно подарив туманникам их новый титул. Всё ещё неудовлетворённый произведёнными модификациями, Великий всё же стал более сносно оценивать своих отпрысков и одарил тех званием искомцев. Связана эта перемена была не только с ново подоспевшим этапом эволюции, – переселением народов или же фазой кочевничества, – но и с зажёгшейся в глазах ясностью. Оторвав от Себя крупицу мышления, мыслить стали и туманники, после чего, называть их подобным образом казалось неправильным; такое отношение было сродни тому, как если бы вышедшую из водных глубин фауну по-прежнему именовали бы чем-то гидробионтным, а не пресмыкающимися.
Кроме мыслей, могучая пилястра впитала в себя и чувства. Великий не скаредничал со Своим творческим замыслом и вдобавок к костям и нервным связям, Он расплатился