путь, который вел к ней, истекавшей кровью и ждущей помощи. Он обернулся с каким-то отчаяньем, как будто уже упустил этот шанс. К своему удивлению, он обнаружил, что к нему приближается Саймо. Странным было его лицо: искаженное между гневом и беспокойством, ожиданием беды. Он что-то крикнул, но в гудящую голову Кира звук не проник. В следующую секунду глаза Саймо округлились и он вдруг вытащил шокер, направляя его в сторону Кира. Одно очень медленное мгновение прошло, прежде чем тот понял: целью является не он, а нечто над ним. Оглянуться? Отскочить? Надеяться на командира? Ничего не произошло вовремя.
Белолист, отвалившийся от потолка, крепко обволок его голую спину. Сперва было ощущение влажного, склизкого касания, но потом его резко проморозило. Хватка была столь крепкой, что нельзя было пошевелить руками. Кожа стянулась, затвердела, а затем будто треснула, как стеклянная, и острыми сколами потерла по оставшейся чувствительной плоти. Кир заорал о разрезавшей тело боли, голова его пошла кругом, ноги подкосились, а глаза заволокла тьма.
Симптомы вынужденного простоя
Когда Кир пришел в себя, спиной он ощущал свежесть, хотя и не совсем приятную: словно на него положили таявший снег. Ощущение он помнил по прошлой жизни, когда бывал на горнолыжных курортах. Столь же далеко, в бесконечном вчера, остались воспоминания о боли и ее причинах.
– Не шевелитесь, – предупредила медсестра. Кир подчинился. Тело оставалось истощенным, и он сам не хотел двигаться.
В ногах, стоило слегка напрячь мышцы, появлялось ощущение чего-то неправильного. То, что должно было иметь привычные очертания, было покороблено: в иных местах чем-то скреплено и связано, в других чувствовалось непрочным, готовым надорваться. Кожа там тоже была покрыта чем-то освежающим. В воздухе висел маслянистый аромат какого-нибудь растирания.
Медсестра стала описывать его многочисленные раны и проведенное лечение, требуя полного покоя. Пока Кир слушал ее, он упорно подбирался к какому-то яркому отдаленному воспоминанию, которое было связано с последней минутой его сознания. Наконец, мысль была схвачена.
– Как Райла? – прохрипел он, перебив медсестру.
– Жива, – ответила та. – Я позову кого-нибудь.
Сообщение не вызывало отклика в нем. Он ее не похоронил, чтобы теперь возвращаться из горя; не он ее спас, чтобы теперь испытать удовлетворение от незряшных усилий. Это было просто хорошо, что она жива.
– А, вот этот бездарь, – приветствовал его Ли. – Я предлагал оставить тебя там. Это меня должны были нести, а не тебя! Ты это право потерял тупостью. Знаешь, я считаю, что нужен интеллектуальный ценз на некоторые права. Если человек из слова «бдительность» составляет слово «покойник», его следует изолировать.
Кир с удовольствием выслушал эту речь, освобождавшую его от больничной слабости.
– Ты-то как? – спросил он.
– Нормально, – сказал Ли с легкостью вруна.
На его ногах было столько ран, что открытой кожи почти не осталось. Широко было перевяз