ничего… – отмахнулся худощавый, – без проблем.
Мордатый оперативник закончил разговор и плавно положил трубку на рычаг.
– Разбираются. Тоже поругались немножко, – сказал он своему напарнику.
– О чем речь? – обратился ко мне Фима. – Или вас, Ольга Юрьевна, это не касается?
– Так себе, – ответила я. – Следователь приходил, но из другого отдела. Теперь вот ребята выясняют, кому заниматься этим делом.
– Сразу следователь пришел? – Фима на секунду задумался, и я заметила, как оба оперативника с беспокойством переглянулись.
– И чего хотел? – спросил у меня Фима.
– Спрашивал, – равнодушно ответила я и повернулась к оперативникам.
Те, словно ждали этого, сразу же изобразили на лицах радостное желание поскорее уйти, о чем и заявили практически одновременно.
Я с ними попрощалась, выслушала комплимент с надеждой на будущую встречу, и, когда дверь за ними закрылась, обратилась к Фиме:
– Что делать будем?
– В каком смысле? – Фима воровато осмотрелся и, подойдя ко мне, обнял за плечи.
– Переволновалась, Оля? – спросил он.
– Да причем тут переволновалась я или не переволновалась? Человека убили, у нас информация есть, а тут происходит какая-то ерунда…
– Ну-ка, ну-ка, – Фима опустил руку, и я пошла к кабинету. – Рассказывай!
Мы вошли с ним в кабинет, и я рассказала про свою встречу с Петренко.
Фима яростно чесал себе лоб, бросая на меня мрачные взгляды.
– Что-то я не понимаю, – пробормотал он, садясь на свободный стул около кофейного столика. – Что-то я ничего не понимаю! Причем не понимаю по-крупному. Давай-ка излагай по порядку.
– Вам кофе налить, Ефим Григорьевич? – спросила у Фимы Маринка, нарочито официально намекая, что он ее не заметил.
– Что? – Фима бросил на нее сосредоточенный взгляд. – Нет, не хочу. Оля, – он опять обратился ко мне, – ты у Петренко документы проверила?
– Нет, а зачем? – спросила я, чувствуя, что, похоже, я не права в этом вопросе, но именно сознание собственной неправоты заставляло меня упираться. Не признаваться же в собственном промахе, да еще при всех?!
– Так-так, – теперь уже Фима начал чесать свою верхнюю губу. – А когда пленку отдала, ты у него расписку взяла?
– Господи! – воскликнула я. – Какая еще расписка? За что?! Эта пленка стоит – полтинник! Какая может быть расписка? Или ты думаешь, что мне бухгалтерия всю печень проест за растрату?
– Причем тут бухгалтерия? – Фима бросил чесаться и заерзал на стуле. Мне захотелось пошутить и напомнить фразу из старого анекдота: «Помылся бы ты, заяц», но следующие же слова Фимы заставили меня встревожиться.
– А если он изъял пленку без расписки, то она по закону вещдоком быть не может. Ее к делу не подошьешь, не получится.
– Ты знаешь, он, этот Петренко, был какой-то странный, – призналась я, – ну, то есть не сразу же он стал странным, а когда начал бормотать про своего Чернавского, на психа стал похожим. Кстати,