его.
– Да, – промямлил Василий Васильевич. – Мне надо… в одно место.
– Я могу вас подвезти. Хотите?
– Хочу. Спасибо.
– Тогда через полчаса жду вас у подъезда.
Она повернулась и не спеша поплыла по коридору, придерживая маленькой рукой узкую юбку. Меркурьев смотрел ей вслед.
Зачем она подошла? Чтобы послушать, о чем и с кем он говорит? Или шла мимо?
И куда девалась Мура?..
Он заглянул в вестибюль – книга на месте, а Муры нет, потом в гостиную – там Софья, о которой он совсем позабыл, набирала что-то на планшете и, завидев Василия Васильевича, тут же планшет бросила и сказала, что он ведет себя по-свински.
– Мы же собирались гулять в парке, – она поднялась, откидывая волосы. – А ты пропал!..
– Мы погуляем, – пообещал Меркурьев. – Только я сейчас не могу, мне в город нужно.
– Я с тобой.
– Нет, у меня встреча, я попросил человека меня подвезти, мы с тобой в следующий раз, да? – бормотал Василий Васильевич, продвигаясь к двери.
Оказавшись в коридоре, он опрометью кинулся к деревянной лестнице, Софья что-то кричала ему вслед.
Он постучал и зашел, не дожидаясь ответа.
Мура лежала на кровати, подтянув к груди джинсовые колени. Под щекой у нее была коричневая обезьяна.
– У тебя температура поднялась?
– Нет.
– А почему ты легла?
– Просто так.
Василий Васильевич ничего не понял. Он постоял посреди комнаты, потом взял в руки богдыхана и подергал его за голову. Голова сидела крепко.
Меркурьев с богдыханом в руках сел на край кровати.
– Мура, – спросил он. – Ты что?.. Тебя опять кто-то напугал? Или ты чувствуешь возмущение поля и прочие тонкие материи?
– Меня никто не пугал, – отозвалась она и перевернулась на другой бок, спиной к Меркурьеву. – А возмущение я чувствую. Я его чувствую всякий раз, когда ты обмираешь от восторга перед этой Лючией.
Василий Васильевич чуть не уронил богдыхана.
– Мне не нравится, когда ты смотришь на нее как телок! Она что, такая неотразимая красавица, что ты не можешь себя в руках держать?
– Ерунда какая, – пробормотал Василий Васильевич и взъерошил волосы, почти как Фридрих Вильгельм Бессель. – Она просто подошла и спросила, не нужно ли мне в город, я ответил, что нужно, и тогда она сказала: я вас подвезу, а я ей – спасибо, и больше мы ни о чем таком не разговаривали…
Он бормотал все медленнее, понимая, что говорит чепуху, оправдывается, а оправдываться ему не в чем, он не виноват!
Он не виноват, конечно, но отчего-то ему было совестно, как будто он и впрямь сделал нечто постыдное.
Василий Васильевич перестал бормотать и посмотрел Муре в затылок. Светлые блестящие волосы немного подрагивали, словно Мура беззвучно плакала.
Он взял ее за плечо и повернул.
Она не плакала, но вид у нее был несчастный. И еще эта коричневая обезьяна!.. Из-за того, как Мура прижимала обезьяну к себе, Меркурьев прямо-таки наливался жалостью, будто он сентиментальная старуха.
– Ты