ушей, но я же его слышу!..
Василий Васильевич согласился, как это может быть.
– С ума сойдешь, – сказал он в конце концов. – Если так.
Мура несколько раз кивнула.
– Я и на всякие курсы для экстрасенсов записывалась, и в разные организации вступала, думала, этим можно как-то управлять. Оказалось, что нельзя.
– Ты что, экстрасенс?
– Ну нет, конечно!.. Я вообще не знаю, кто такие экстрасенсы. По-моему, с ними никто не разговаривает. Я имею в виду из тех, кто с другой стороны. Я ни разу не слышала, чтобы дух разговаривал с экстрасенсом! Я же постоянно всех слышу, кто сейчас… в эфире.
– Да ладно, – не поверил Меркурьев, и Мура опять кивнула.
– Мне папа таблетки выписывал, он у меня знаменитый невропатолог и думал, что у меня душевная болезнь. Таблетку примешь, спать хочется, в ушах шумит, но все равно всех слышно.
– А видно? – спросил заинтересованный инженер Меркурьев.
– Нет, видно, только когда они сами появляются.
– А тебя они видят?
Она задумалась.
– Не знаю, Вася. Нужно спросить у Емельяна Ивановича. Я многого еще не знаю! И духа вот так близко вижу первый раз. Когда он появился, я решила, что в комнате буду сидеть, с ним рядом не могу, страшно. Я же понимаю, что это дух. Я вижу.
– Объем в кино не видишь и на ступеньках падаешь, а тут видишь?
Она пожала плечами.
– Н-да, – вздохнул Меркурьев. – История. Колебания мембран и струн.
– Что ты говоришь?
– Ничего не говорю. Я молчу.
Василий Васильевич взял ее за подбородок, повернул к себе и поцеловал в губы. Ему давно хотелось ее поцеловать, пожалуй, с тех пор, как он впервые увидел ее умытой и беленькой, с брызгами веснушек на носу. И когда она шмыгала носом – хотелось, и когда ела пшенную кашу.
Кажется, Мура поначалу очень удивилась и даже подалась от него назад, но потом перестала вырываться, обняла его и прижалась.
Руки у нее были худые и горячие.
Меркурьев хватил воздуха и еще раз поцеловал. Мура поднялась на коленях и прижалась к нему всем телом.
Ах, как это было – остро, серьезно, от всей души. Сердце у него молотило в грудную клетку, и, кажется, там, куда оно било, оставались дыры. И сквозь эти дыры в него вливались сила и страсть.
Дыхание опять кончилось, они оторвались друг от друга, и Василий Васильевич спросил поспешно:
– А когда мы целуемся, ты тоже слышишь разговоры Канта с Бесселем?
Мура засмеялась, обняла его за шею, Меркурьев стиснул ее, они вместе повалились на кровать, сбросив на пол коричневую обезьяну, тут же вскочили как ошпаренные и уставились друг на друга.
Василий Васильевич немного взмок от переживаний, руки покрылись «гусиной кожей».
– Поедем, – сказала Мура, не глядя на него, и слезла с кровати. – Мне нужно одеться.
– У тебя есть куртка или пальто? – спросил Василий Васильевич и даже сделал озабоченное лицо, как будто только что на кровати ничего такого не произошло. – Там холодно и дождь может в любую минуту пойти.
– Пальто, –