чем ситуация, которая была ранее. По крайней мере, при демократических режимах сохраняется хоть какая-то гарантия свободы совести и неприкосновенности Церкви и ее чад.
Мотив этот совершенно понятен, и не нам осуждать тех, кто сохранял свою веру и открыто служил Богу в те времена, когда расхождения с официальной позицией государства по данному вопросу вызывали уголовное преследование и всевозможные административные ограничения. Но в то же время, согласимся, данная позиция не затрагивает существа вопроса. С тем же успехом можно было бы оправдать публичный отказ от веры в Христа, если человеку угрожали неблагоприятные последствия. В индивидуальных случаях Церковь прощает таких верующих (а какие преступления против Бога не прощает она, всемилостивейшая, когда блудный сын возвращается к ней с искренним раскаянием?!), но сам поступок никогда не может сочетаться с истинной верой, желанием претерпеть страдания и скорби за Христа.
Впрочем, подобные мотивы являются исключением из общего правила, логика которого довольно проста. Обычно в академических работах, посвященных этому вопросу, предлагается приблизительно следующий (едва ли не типичный) алгоритм рассуждения: вера есть чувство субъективное, и Церковь, как содружество верующих, представляет собой лишь один из союзов, присутствующих в государстве. Государство – союз властный, хотя оно и преследует благородные цели (общее благо), но политика по природе своей является категорией безнравственной, где важен результат, а не избранные для его достижения средства.
Надо с сожалением признать, что этот макиавеллизм, жестко разграничивающий нравственное начало и политику, становится обыденным положением вещей. Вопрос о задачах государства и способах решения насущных проблем отдается на откуп «истины», слагаемой из самых разрозненных и противоречивых мнений «народных избранников» и других лиц, лишенных всякой личной нравственности и элементарного чувства стыда. В результате едва ли не каждый депутат губернского или районного уровня, чуть ли не любой государственный служащий, занимающий должность выше секретаря-машинистки, мнит себя политиком. Анализ высказываний, звучащих в современной России, позволяет с большой долей вероятности сделать вывод, что политиками у нас являются едва ли не все от мала до велика, работать некому. Борьба за власть и привилегии, максимальная свобода действий при минимальной ответственности – вот что есть политика для этих лиц. Полная анархия мнений (даже не убеждений) о том, куда следует идти и что необходимо делать, порождает тот печальный факт, что негативные средства достижения политических целей принимают самодостаточное выражение.
Можно смело сказать, что при таком подходе вопрос о государственных целях принимает второстепенное, если не третьестепенное, значение. Очень часто лицо, приглашаемое во власть, даже не проходит испытания простым вопросом: а в чем, собственно говоря, заключаются задачи управления государством, что представляет собой цель государственной деятельности? Очевидно,