и становится творением папы: «Все исходит от папы, он и творит Церковь». Папа и есть бог, не связанный никакими законами: ни Божественными, ни человеческими, и эта фраза – не пышная метафора. Орден иезуитов (квинтэссенция латинского духа) строил свою организацию на принципах единоначалия, строгой дисциплины, полного подчинения приказу начальника вне зависимости от того, нравственен приказ или нет. Выясняется, но слишком поздно, что власть земная, которую желают получить, не дается даром: ради нее закладывают душу. Погружаясь в мир, руководимая папством Римская церковь слишком часто забывала о преображении мира, миру же уподобляясь[64].
Церковь Христова, полнота во всем, ограничилась клиром латинского священства, противостоящим мирянину, а возглавляет этот узкий круг «избранных» непосредственно Римский папа. Христос подменился человеком, Божественная Евхаристия заменяется аудиенцией с папой, вера и раскаяние уходят в никуда, и их место занимает слепое подчинение Риму. Для католика спасение вне Рима становится принципиально невозможным. Чтобы спастись, необходимо полностью предать себя в руки «Матери-Церкви», которая, обладая сокровищницей собственных заслуг (но не мирян), будет выступать продавцом спасения. Папу не интересует, верит ли действительно человек в Бога, важно, чтобы он верил в папу, а еще лучше – просто подчинялся ему без лишних слов.
Церковный народ, названный святыми отцами «стражем благочестия», не нужен «новой Церкви», где от христианства со временем остается разве что только название. Искажается сущность Церкви, утрачивает свою полноту и нравственное начало, вследствие чего происходят события, которые невозможно понять двусмысленно. Безнравственной была практика индульгенций – платы за спасение от греха, и эта оценка являлась совершенно очевидной для многих католиков едва ли не со дня первой продажи «божьей благодати».
Например, Майнцский собор 1261 г. не мог даже найти достаточно резкие выражения, чтобы охарактеризовать вред, наносимый продавцами индульгенций, вызывавших всеобщую ненависть[65]. Но тем не менее эта практика продолжалась еще несколько столетий. Аморальным (если здесь вообще употребим столь мягкий термин) было и разделение всех людей на две неравные группы: подпадающих под наказание за отступления от католической веры мирян и пользующихся привилегиями на этот счет клириков.
Это вызвало не только взаимную ненависть римского священства и мирян, но и разложение клира: в него все чаще стали приходить люди тщеславные, порочные, жаждущие славы, почестей, житейских благ[66]. По замечанию известного историка Западной церкви, «в реальности весь христианский мир разделился на два совершенно разных класса – на пастухов и овец; и нередко, и не без основания, приходила овцам в голову мысль, что их пасут только для того, чтобы короче остричь»[67].
Католичество вышло из Церкви, по природе своей беспорочной, и погрязло в грехе. Но стало ли лучше государство?