отправились за трофеями под руководством самих командиров. За примером далеко ходить не надо, Поль Кампана по всем залам и закромам таскал свое отделение за собой, как гужевую силу, а Люка предпочитал управляться сам.
Иным удалось сочетать труд мародерства и отдых. В Архангельском храме было удивительно покойно и прохладно. Отдав Перену штопать свой мундир и развалившись на двух полураскатанных шинелях, я сквозь дрему наблюдал, как Пьер, взгромоздившись на садовую лестницу, отколупывает с помощью ножа и штыка золотое тиснение от иконостаса. Рядом его солдат снимал огромное серебряное паникадило с цепей…
В действительности, я и не думал дремать. Время от времени скашивал взгляд в свою карту, полуприкрытую вместе со мной буркой, так как впредь решил оберегать свое нездоровое любопытство к местной архитектуре и топографии от любопытства товарищей…
Именно в этот миг история с озлобленной монашкой получила продолжение.
Она вновь влетела в храм на этот раз без крика, но на лице ее читались не менее сильные чувства, пригнавшие ее к нам во второй раз.
Приметив девицу, Пьер вмиг перестал ковырять золотой узор и начал старательно протирать его от пыли рукавом.
Но монашка на него и не взглянула. Через ряды спящих или штопающих свои портки солдат, через пирамиды ружей и груды военного скарба, она – о Боже! – пробиралась именно ко мне и даже не оглядывалась на соленые шуточки и смешки солдат.
Наконец она достигла моей дислокации под решеткой стреловидного окна.
– Послушайте, вы!.. – только и сумела вымолвить запыхавшаяся девушка. Ее переполняли чувства, в ней бурлила жизнь! Я поймал себя на мысли, что мне это вполне импонирует – мне, так уставшему от лицемерия и виртуозной лживости холодных дочек западной цивилизации.
Под буркой я успел свернуть и сунуть карту в портупею. Монашка уже возвышалась надо мной:
– Я требую, чтобы вы сообщили вашей жандармерии, что я никакая не ваша невеста!
Франсуа, пришивавший мой эполет, хотел было заржать, но осекся под моим взглядом.
Я встал перед девицей с самым серьезным видом.
– И рад бы угодить. Но для развода нужны веские причины, а где ж их взять, если мы не успели даже узнать друг друга?
Я почувствовал, как у нее перехватило дыхание от негодования. Девушка бросилась обратной дорогой под дружный хохот солдатни. Но мне почему-то не хотелось, чтобы она уходила. Буквально час назад я услышал от кого-то о ее конфузе у дознавателя – кстати, славного парня, с лицом балаганного актера прошлого столетия, хотя и абсолютно неотесанного в смысле политеса.
– Удивительная страна! – провозгласил я ей вслед. – Человека отпускают, а он требует ареста!
Девушка вдруг резко вернулась.
– Какое ваше дело?! – крикнула мне в лицо. – Скажите им, что это не так!
– Поздно. – Я был по-прежнему невозмутим. – Если людей поженили под сводами церкви, – я