на ходу? Эти могут, им даже глаза закрывать не надо – и так из-за шерсти ничего не видно.
Но километров семь в час все же делаем. А может, и все десять.
Черт с вами, думаю, вы, главное, меня на дорогу вытащите, а до замка я уж и сам как-нибудь доеду.
Два поворота спокойно преодолели – остановился, вылез, рыжую подвинул, повернул – и дальше ковыляем. Проехали третий, остановились, оборачиваюсь – а «студер» сам по себе едет. Ну, я к нему, вскочил на подножку, открываю дверцу – а рыжая уже вовсю рулем шурует.
– Ты чего, – кричу, – кувыркнуться хочешь? Я тебе разрешал?
– А что? – еще и возмущается. – Тоже мне – премудрость.
– Может, ты ее еще и заведешь? – спрашиваю.
Зря я это спросил. Ох и зря. Ключ-то в гнезде торчал.
Не успел опомниться, а Кара уже его провернула и на этот раз завела. «Студер» взревел, вперед рванулся – и со всего маху волу под зад бампером. По хвосту. Хорошо, хоть разогнаться толком не успел.
Тут уж сам вол взревел так, что не то что «студер» – паровозный гудок бы перекрыл. Взвился на дыбы – то еще, доложу, зрелище, даже со спины. Прямо как на танковое днище из окопа. И тоже рванул. Погонщик, молодец, соскочить успел и даже отбежать на пару метров.
Спасло нас то, что второй вол в запряжке с места не сдвинулся. Ему-то что, его под зад никто не пихал. Ну а постромки такого рывка тоже не выдержали – лопнули.
Меня при ударе чуть из кабины не вышвырнуло – хорошо, что за руль успел уцепиться. А рыжая с перепугу тоже за руль цепляется – и на педали давить продолжает. На обе до пола.
Тут уж я не выдержал и заорал. Да так, что чуть лобовое стекло не вылетело.
– Ноги подыми, дура!
Кара ойкнула, ноги поджала – мотор сразу заглох, – баранку выпустила, кулачки к подбородку прижала и смотрит на меня – глазищи от ужаса на пол-лица.
А вола уже и след простыл.
Я через нее перегнулся, «студер» на ручник поставил и на землю спрыгнул. Снял пилотку – как это она не свалилась – провел по лбу – сухой. Надо же, думаю, даже вспотеть не успел. Ну, рыжая, ну кара небесная… Что ж мне с тобой делать-то?
– Чего сидишь? – говорю. – Вылезай.
Вылезла. Стала передо мной по полустойке «смирно» и в землю уставилась, кончики сапог изучает. Я ее за подбородок взял, поднял – глаза сухие, слез и соплей не видать. Спасибо и на том.
– Я тебе, – спрашиваю, – руль поворачивать разрешал?
– Нет.
– Тогда какого черта, – кричу, – ты сама поворачивать начала?! Порулить захотелось?!
Молчит. Я было для нового вопля пасть разинул, но опомнился. Что ж ты, думаю, Малахов, делаешь? Тоже мне, нашел на кого орать – на девчонку несмышленую. Сколько раз на тебя вот так орали – и лично, и в строю? И что ты в таких случаях думал? Правильно, много ума на это не надо, была бы пасть поздоровее. Ты бы лучше, Малахов, с капитана пример брал, у него тоже голос был – дай боже, но только страшней всего было, когда он еще спокойнее, чем обычно, говорить принимался. Вот тогда – во-оздух!
– Ладно, – уже нормальным тоном говорю, – ты мне вот