В той стороне тучи отчаянно терлись друг о друга и громыхающие раскаты то и дело долетали до лагеря. Скоро померк свет, и в боковые ворота лагеря Марк въехал уже в подступившей помертвелой мгле.
Сильные порывы ветра гоняли столбы пыли, рьяно набрасывались на кроны дубов, раскачивали наблюдательную вышку, построенную на самом древнем, в пять обхватов дереве.
От земли великан был голенаст, вверху троился. Вышка начиналась от самой развилки и, опираясь на толстые обрубки, вздымалась к самому небу. Наверное, жутко в преддверии грозы сидеть там, на площадке, и следить за противоположным берегом. К тому же надвигавшийся мрак, наверное, скрыл дали. Марк, выбравшись из коляски, приказал снять с вышки наблюдателей и усилить посты. Побольше понатыкать засад и пикетов вдоль берега и у лесной дороги, объявить двойное вознаграждение за пойманных лазутчиков. В боевое охранение отправить местных жителей, по набору призванных в войска.
Префект преторианцев Стаций Приск, дожидавшийся императора у шатра, поинтересовался насчет Сегестия.
– Он получил плетей? – спросил Марк.
– Да, император.
– Тогда в чем дело?
– Я полагаю, ему не место среди отборных.
– Почему?
Теперь префект пожал плечами, как бы удивляясь неразумию правителя.
– Он может затаить злобу. Я не могу рисковать, поручая ему твою охрану.
Марк кивнул.
– Позови Сегестия.
Наказанного привели два зверского вида ликтора. Солдат был обнажен по пояс, на теле кровавые рубцы.
Император жестом отослал префекта и палачей, затем присел на уложенное рядом с шатром бревно.
– Сегестий, префект настаивает, чтобы тебя вновь отправили в легион. Он полагает, что ты затаил на меня злобу. Это правда?
– Нет, император. Ваше дело наказывать, мое – терпеть, – он замялся, потом смело глянул на принцепса и добавил: – Цезарю цезарево…
– Кто научил тебя этой мудрости?
– Были такие, – неопределенно ответил Сегестий.
Марк покивал.
– Понятно. Значит, говоришь, я могу тебе доверять?
– Можешь, император. Я не в обиде. Ты дал мне свободу.
– Каким образом?
– Ты призвал в войско рабов и гладиаторов. Мы с Виргулой решили, что это наш шанс, и я должен заслужить свободу и хотя бы какое-нибудь отличие на поле боя, чтобы ее родственники простили нас. Или хотя бы остерегались мстить.
– Понятно. Я верю тебе, Сегестий. Вот зачем я позвал тебя. Ты, насколько мне известно, германского рода, из квадов. Ты знатен?
– Нет, из поселян. Наша община была небогата. Меня парнишкой продали в рабство.
– Где продали?
– На рынке в Виндобоне.
– Как тебя звали на родине?
– Сегимундом.
– Тебе известно, что вскоре нам предстоит воевать с твоими соотечественниками. Тебя не смущает, что в бою ты можешь сразить брата или отца?
– Нет, господин. Это война. Если мой брат или отец будут