Все они занимались разными подходами к семиотике, но впоследствии в основном занимались семиотическим анализом художественного текста и мифологии. Эта область получила название «вторичные моделирующие системы», в отличие от «первичной моделирующей системы», представляющей собой естественный язык.
Как писал Б. А. Успенский: «Если москвичи – лингвисты, в какой-то мере занявшиеся литературоведением, то представители тартуской группы – литературоведы, занявшиеся лингвистикой» (ТГУ, 1987).
В 1962 году прошел симпозиум по структурному изучению знаковых систем в Москве, положивший начало выпуску «Трудов по знаковым системам» (начавших выходить с 1964 г. – всего выпущено 25 томов) и конференций, проходивших сначала в Кяэрику, затем в Тарту. Впоследствии материалы Тартуских летних школ публиковались под заголовком «Летняя школа по вторичным моделирующим системам» (было их всего 5 – с 1964 по 1973 гг.). Название «вторичные моделирующие системы» возникло, чтобы избежать возраставшей критики, с одной стороны, с другой – знаковые системы понимались как моделирующие частные аспекты действительности, надстраивающиеся над первичной моделирующей системой – языком.
Московско-тартуская школа как бы представала семиотическим феноменом, в котором направление исследований, формы работы, стиль научного общения представляли собой своего рода семиотический код, отличавшийся от всей обстановки в стране, имея определенную знаковую ценность в культуре, в которой он формировался и функционировал. Семиотические принципы исследований Московско-тартуской школы были изоморфны обстоятельствам в стране. Герметизм школы поддерживался эзотерическим научным языком. Но интерес к изданиям был чрезвычайно велик как в Советском Союзе, так и за рубежом.
Особенность Московско-тартуской школы – она представляла возможность для междисциплинарного сотрудничества: историки и лингвисты, музыковеды и этнографы, математики и биологи общались в рамках общего языка. Таковы были особенности Московско-тартуской школы в 60-е гг. В 70-е гг. и внешние условия работы, и внутренние механизмы общения начали изменяться. В 1973 г. Летние школы прекратились, «Труды по знаковым системам» были сокращены по объему, что повлияло на характер изданий. Связано это было с ухудшимися условиями культурного и идеологического климата. В 80-е–90-е гг. идеология, захлестнувшая науку, сменила знак на противоположный. И сегодня представители Московско-тартуской школы продолжают свои исследования, уже не связанные единым центром.
Временные границы школы – начало 60 – конец 70-х годов. Практически к 1986 году школа прекратила свое существование.[27] Вскоре возникло разочарование в семиотике. А. М. Пятигорский писал: «Семиотика превратилась в такой кухонный комбайн, куда можно запихнуть все что угодно» (Пятигорский А. М. интервью «Я был для Лотмана…»). В статье «Заметки из 90-х о семиотике 60-х годов» он пишет о том, что «господствовала тенденция (которая мне тогда очень нравилась) принимать