было пусто и прибрано – кровать заправлена, пол чистый, все такое. На этом фоне раздолбанный монитор в верхнем ящике стола особенно пугал. Его будто о косяк со всей дури шарахнули и, обрывая провода, сунули в стол – насколько влез. Влез не особо.
Я огляделся, подумал и все-таки шагнул вперед. Видно было, что в комнате никого, ни под столом, ни под кроватью, но нельзя же не поглядеть за занавесками и в шкафу. Вот ведь дурь какая. Ну поглядел. Зашел в зал, в туалет и ванную. Свет там, кстати, нормально включался и было чисто, хоть и со странностями – например, в ванну разбили горшок с кактусом – как яйцо в сковороду, – унитаз был заткнут несколькими рулонами туалетной бумаги, а стол в зале аккуратно перевернут вверх ножками. Одни волосок к двери лепят, чтобы чужака отследить, а другие, получается, вот так, подумал я, малость дурея, и отправился смотреть, что же творится на кухне.
На кухне ничего не творилось. Там сидели Босенковы в полном составе. Молча и неподвижно.
Окно было плотно зашторено, но занавески на кухне были, как положено, легкими и тонкими. Свет все равно просачивался угловатым пятном. Поэтому, наверное, стол был отодвинут почти к холодильнику и дядя Вадим сидел за ним боком к двери. Тетя Лена сидела с другой стороны, а Леха – на стуле, вдвинутом в нишу между холодильником и кухонным гарнитуром. Одеты все были по-домашнему, сидели в одинаковых позах, с обвисшими плечами, чуть сгорбившись, и то ли дремали, то ли рассматривали сложенные на коленях руки.
Почему-то я очень испугался. Они ничего не делали, не смотрели на меня, да и выглядели более-менее, уж по-любому лучше моих. А я испугался так, что продышаться смог через полминуты и с трудом – хоть дышать плотно забившим кухню смрадом было непросто. Продышался, а что делать, не знал.
– Лех, – позвал я тихонько, сам не понимая, хочу ли быть услышанным.
Босенковы не пошевелились, никто.
Я осторожно, по стеночке, прошел к окну и с трудом сдержался, чтобы не раздернуть штору. Дико хотелось распахнуть окно, чтобы вонь эта развеялась, да и чтобы орлы эти забегали. Или хотя бы двинулись.
Правда, я не был уверен, что свет заставит их бегать или суетиться. Мы же не в сказке про вампиров, а на улице Серова, в дурацкой моей жизни, которая неумело начинает налаживаться.
Я уж постараюсь, чтобы наладилась. И у меня, и у всех моих. И у Босенковых, раз так надо. Прямо сейчас и постараюсь.
Я медленно подошел к столу и начал прикидывать, с чего начать. С кого начать, было понятно – с дяди Вадима. Он был здоровый и не слишком добрый. Никогда он слишком добрым не был. Оставлять его за спиной я не собирался. Дядя Вадим был в носках и шлепанцах – это удобно. Но ноги сунул под табуретку – это неудобно.
Он, стати, не дремал и не был в этом, как уж, анабиозе – прищуренно смотрел себе на костяшки, иногда помаргивая. По сторонам не косится – значит, на меня кинуться не должен. Сейчас я потихонечку все достану, присяду – и надо будет быстро вскочить, чтобы…
Дядя Вадим не спеша поднял руку, опустил ее мне на плечо – и я рухнул на колени.