но пронзительный. Затрубил, на миг отдернул ладонь и тут же хлопнул мне по кулаку со спицей.
Острие ткнулось в спину, я зашипел, пытаясь выпрямиться, но дядя Вадим надавил сильнее. Я брякнулся на пол боком и вывернутым локтем. Суставы затрещали. Сейчас лопнут. Я попробовал ударить левой рукой, отъехать на боку, съежиться – нет, дядя Вадим давил как медведь лапой.
Медведь, ayu, близко не подходить, стрелять издали, брать на рогатину, если не уберегся, пугать криком, бить в шею, глаз и суставы. Я с ними по-человечески, а это же медведи, с острой злобной радостью понял я, медведи в берлоге, смрадные, огромные и сонные, зима еще не кончилась, они медленные и вялые – но все равно смертельные. А я смертельней. Я им не Машенька. Я четко знаю, что делать.
Я закричал, раскидываясь и распахиваясь. Стало красно, жарко, мокро и весело.
И все кончилось.
Я стоял, пошатываясь, в зале на перевернутом столе, в самой середке, опираясь рукой на одну из ножек. В руке была черная щепка. Не черная – неровно алая. Не щепка – нож. Незнакомый кухонный нож.
Я попытался рассмотреть его получше, споткнулся на месте и обронил еще какие-то щепки. Не, тоже не щепки – пучок обугленных палочек. Очень важно было их поднять и как следует рассмотреть. А сквозь эту важность я понимал, что не надо ни поднимать, ни разглядывать. Надо отдышаться, почиститься и идти. Зульфия с Равилем ждут.
Я побрел в ванную, вспомнил, что там горшок и грязь, повернул на кухню, аккуратно перешагнул через ноги, отмыл, как мог, ногти, ладони и нож, который оставил в раковине, протер лицо, пригладил волосы, выключил воду, тряхнул головой, отгоняя смутные мысли про каких-то медведей, и только потом развернулся, чтобы осмотреться.
Босенковы рядком лежали на полу головами к холодильнику. Глаза у них были закрыты. Дышали они ровно. У дяди Вадима под ногами расползалась черная лужица. Я сухо всхлипнул и пошел искать бинты и телефон.
В аэропорт я уже почти опаздывал.
Но, кажется, не опоздал.
Часть вторая
Не болей
1
– Ну что, герой, готов? – спросила тетя Таня, втолкнув в палату звякающую тележку.
– Что опять-то? – проворчал я, покорно переворачиваясь на живот и чуть приспуская штаны. – Только что ведь делали.
– Это было для здоровья. А теперь для радости, – назидательно сказала санитарка, поднимая шприц, до половины наполненный жидким чаем.
– Витамины, – тоскливо протянул я, утыкаясь лицом в подушку.
– Ну да, витамины, а что здесь такого страшного? – проворковала тетя Таня, подкрадываясь.
Ага, не знает она, что витамины самые больнючие – будто не иголку, а тупую палку в тело втыкают, причем не в задницу, а в поясницу куда-то, и начинают медленно, внатяг проворачивать. Чтобы туловище с таза сбросить, как статую с постамента.
Вот я и лежал, чтобы не распасться. Мордой в подушку. Ну и еще чтобы никто не видел, что ресницы мокрыми становятся. Неудобно. Я тут самый старший. Хотя выглядел, говорят, моложе – поэтому