так…
К моему огромному удивлению, план был в основном одобрен. То ли мои соратники недослушали, то ли я плохо им изложил.
Само собой разумеется, план оказался короткоживущим.
Коррективы внес тот самый тип, что стерег дорогу. А по той дороге ехала личность, и эту личность он остановил. При этом тип в самых решительных выражениях потребовал отдать ему (типу) письмо, которое личность, мол, везет. Личность, в свою очередь, стала упирать на шапку фирменных цветов и перо на таковой. Главным же аргументом было то, что тип, судя по всему, никоим образом не является адресатом спорного письма. Последующие возражения типа сводились к тому, что он, тип, никогда себя и не выдавал за адресата, но письмо ему ну край как нужно. Вторая часть возражений включала в себя угрозы причинения тяжких телесных повреждений. При этих словах моя стража решила, что есть повод вмешаться. Узрев себя в оппозиции трем противникам, тип повел себя так, как будто стояла глубокая осень: увял и съежился. Уехать ему не препятствовали. Гонец же благополучно проследовал вплоть до поместья, где Моана приняла письмо под обещание немедленно доставить его мне, тем более, что она была одним из двух адресатов.
Письмо было недвусмысленным: нас с Моаной ставили в известность, что отправитель его, Сагор-ум, бывший секундант в поединке с Манур-огом, уже мертв, ибо только в этом случае мы смогли это письмо получить. В письме содержался также подробный анализ причин смерти с указанием конкретного виновника.
– Тем меньше причин оставлять Хадор-ала в живых, – подвела итог Моана. Возражений не было.
К моменту когда Хадор-ал выходил из дома в свое обычное время, мимо двери проезжала двуколка. За кучера был скромняга, скрывавший лицо под надвинутым на глаза капюшоном. На месте пассажира, развалясь, сидел субъект, не скрывавший своего лица, хотя ему-то как раз это следовало делать: физиономия его была изуродована громадным и совершенно жутким на вид шрамом. Любой благонамеренный обыватель при виде пассажира должен был сделать два вывода: во-первых, рожа эта совершенно уголовного вида; во-вторых, ее владелец явно нуждается в деньгах (иначе бы он свел шрам у мага жизни). Третий вывод следовал из первых двух и заключался в том, что данный субъект, весьма возможно, станет лечить свое безденежье в ближайшее время методами, не одобряемыми законом.
Обладателем такого замечательного шрама был лично я. Это украшение лица навели совместными усилиями Моана и Ирина. Все прохожие должны были его запомнить – шрам, а не лицо. А вышеприведенный силлогизм (на мой взгляд, достойный Аристотеля) побуждал пешеходов не особенно вглядываться в лицо.
Сам я даже не глядел на Хадор-ала, поэтому и не видел быстрого взгляда, который бросил на меня высокопочтенный. Мне вовсе не нужно было на него глядеть. Мне всего лишь требовалось проехать мимо на расстоянии не более десяти метров, чтоб сделать дело с гарантией.
Сцена, которую я видеть никак не мог
Хадор-ал вышел из дома в обычное время, и, как обычно, у дверей его ждал экипаж. Рядом неторопливо проехала двуколка. Лицо пассажира