Алпамыша, или Потомок великанов. Ика Маика

перед ним шар-бабой.

      А рядом извивался неугомонный Проспект. И тут вдруг Писателя осенило. Он пошёл навстречу машине, оглашая перед ней следующую воссозданную историю. Тяжелая и тупая она, казалось, вот-вот навалится и сгребёт его под себя. Но вместо этого экскаватор вдруг начал сбавлять скорость, глохнуть, а через несколько мгновений остановился совсем. Вместе с ним замерли и затихли все автомобили вокруг.

      Автор хвалил себя за сообразительность и, не прерывая повествования, быстро побежал по лестнице на пятый этаж. Он не замолкал до тех пор, пока не достал котёнка и не вынес его, крепко прижимая к груди. Он чувствовал себя превосходно, боли не было. Очутившись вновь на улице, Писатель увидел, что дома, которые только что стояли в руинах, – целы и невредимы, а строительство дороги даже не начиналось. Не исчез только котёнок, сидевший у него на руках.

      – Я назову тебя Васькой, – сказал он ему, наливая в блюдце молока и поглаживая за ухом.

      Васька не торопился к блюдцу, он терся о тапок, прижимаясь к ноге всем своим крошечным тельцем. Вытягивая вверх свой маленький хвостик, похожий на игрушечную шпагу, он будто говорил: «Чуток подожди, хозяин! Вот вырасту, мы с тобой покажем этому червяку, где раки зимуют!» Глядя на то, как шустро котёнок лакает молоко, Писатель вдруг подумал о том, что должен как можно скорее завершить свои истории, что только тогда его страдания прекратятся и он выздоровеет.

      Главное, думал он, не позволить чудовищу парализовать его своим змеиным взглядом, а для этого, он должен всё делать быстро. Он был уверен, что отныне всё будет складываться как нельзя лучше и он вновь сможет встретиться с семьей. Им охватило нетерпеливое предвкушение. А при мысли о том, как обрадуются дети, узнав, что он спас их котёнка, Писатель почувствовал мощный прилив сил. Не откладывая исполнение своего решения в долгий ящик, он вышел на балкон и оттараторил финальную часть выбранного им сюжета.

      На всякий случай он закрыл глаза, а когда открыл их, то с великим удовольствием обнаружил, что ничего необычного вообще не произошло за этот период: дом стоял на месте, машины ехали по своим делам, – всё было как всегда.

      В течение многих дней он наскоро заканчивал один рассказ за другим. После каждого выхода у него начинался приступ лихорадки, от которого Писатель проваливался в сон. Он считал, что так даже лучше, чем переносить боль наяву. Утром Писатель просыпался от нового её приступа, побуждающего его вскакивать и приниматься за работу. Он всегда был один, так как просыпался либо днём, когда дети были в детском саду, а жена – на работе, либо ночью, когда все спали.