Но не потому, что он был родственником Рагнара – это его не спасло бы от насмешек. Просто в данном случае, главная обидчица выступала в роли защитника. Уж так тронула сильфиду пасторальная любовь юноши, что она прониклась к нему чем-то вроде материнского чувства и в какой-то мере оберегала от невзгод. Благодаря ей, оверинский герцог ни с кем не конфликтовал – но ни с кем и не сближался, даже с кузеном. Он вёл себя скромно и тихо, но на самом деле, в глубине души, был очень горд, и не считал своих спутников подходящей компанией, не смотря на наличие в ней двух принцев и грозного демона.
А причина тайной его гордости крылась в том, что юный Улль мнил себя не простым смертным, а ПОЭТОМ в самом высоком смысле этого слова – из числа тех, кого коснулась десница богов, кто рождён для великой цели творить высокое искусство, «отделять живое от мёртвого». И неважно, что ценителей его поэтического дара насчитывалось пока совсем немного: отец с матерью, жена-пастушка да несколько придворных – по долгу службы. Настоящий поэт и не должен быть понят при жизни – так считал Улль. Настоящий поэт должен опережать время, творить для потомков. А в земной своей жизни обязан непременно пройти через страдания и испытание одиночеством, чтобы в них черпать своё вдохновение.
В общем, юный герцог видел себя фигурой трагической, и компания грубых воинов была ему абсолютно чужда. Правда, имелся в этой компании эльф, и он тоже занимался стихосложением. Но Улль-Бриан почему-то сразу решил для себя, что особым талантом Аолен не обладает и сочиняет свои песни лишь в качестве развлечения, скрашивающего досуг.
На самом деле, он недооценивал своих спутников. Творения Аолена ценились достаточно высоко в эльфийских поэтических кругах, да и остальным членам коллектива не было чуждо прекрасное. Разбиралась в искусствах Энка, Меридит при желании, могла бы стать неплохим литературным критиком. И даже Хельги, хоть и не по своей воле, но однажды тоже сложил песнь философского содержания про – Абсолютную идею и верблюжьи копыта. Не говоря уже о поэтическом альбоме Ильзы, который она со всей страстью коллекционера подсовывала, кому только можно, даже Оттонской королеве.(Правда, упомянутая дама не была обучена грамоте, но знала премиленькие песенки о любви и овечках, каковые и были воспроизведены на бумаге рукой её сына.)
Разумеется, и молодого РОверина не миновала чаша сия. Через месяц плавания девушка решила, что они уже достаточно хорошо познакомились с Уллем, чтобы потребовать с него поэтическую дань, и подсунула ему своё украшенное розой сокровище.
– Вот! Напиши-ка мне сюда стих! Лучше про любовь, но можно и другой какой-нибудь. Главное, чтобы все слова были приличные, я грубостей не люблю!
Последнее замечание она стала делать с тех пор, как доверила альбом Рагнару. Рыцарь отработал задание честно – долго, старательно вспоминал «про любовь», и, наконец, вспомнил отрывок из старой солдатской песни. Речь в нём действительно шла о любви, но сюжет был весьма фривольным, а отдельные слова не выдерживали никакой критики. Пришлось