Там, наверху, росли невысокие деревья совершенно неизвестной породы, я даже затрудняюсь, следует отнести их к хвойным или лиственным. Конечно, мне стало уже не до дров, я занялся образцами и зарисовками.
Да и остальные, пока лезли, успели согреться и решили исследовать остров. Ильзу такая идея не обрадовала. Вид у неё сделался совсем испуганным и несчастным. Она успокоилась, только когда я клятвенно заверил её, что деревья совершенно не изменённые и одичавшие эльфы в них не гнездятся. Теперь-то я точно знаю, как выглядят оннолэннон в Астрале, и ни за что не ошибусь, хотя демон из меня не самый лучший (и это я себе ещё льщу!).
На этом острове магии было вообще очень мало, только в самом центре копошилось что-то красноватое. Туда мы и пошли, из любопытства. И хорошо сделали, иначе не встретили бы Отшельника. Уж не знаю, почему он не пожелал открыть нам своё настоящее имя? Обычно людям не свойственно таить свои имена, они ведь не судовые какие-нибудь! А этот сразу сказал: «Зовите меня просто Отшельник»…
…Хотя отшельничал он не по своей воле.
Он был ещё очень молод, когда жрецы Великого Умрана принесли его в жертву своему богу. Вывезли в открытое море, посадили в утлую лодчонку без еды и питья, и бросили на верную гибель.
И ни отец, важный зангарский сановник, ни мать, жрица могучей Эрды, не вступились за младшего сына, не пожелали выкупить его жизнь – смирились с жестоким жребием. Этого он им не простил. Он забыл и их имена, и то имя, что они дали ему при рождении. У него не было больше родителей. Он остался один во всём свете, посреди бесконечного Океана, обречённый на долгую и мучительную смерть от голода и жажды.
Но он был молод и хотел жить. Тогда он стал молиться. Но не тем богам, что почитали его соплеменники, не Великому Умрану, не могучей Эрде. Молитву за молитвой возносил он их заклятому врагу, морскому демону Ро-Зогару. Взывал, заклинал, умолял истово – и был услышан!
Проявил демон милосердие, или ему просто показалось забавным перехватить жертву у своего главного соперника – но дни шли за днями, несчастному пленку Океана давно полагалось бы умереть, а он оставался жив! Самые грозные волны щадили его судёнышко, швыряли из стороны в сторону, но не пускали ко дну. Дожди, холодные и злые, давали пресную воду. Рыба сама запрыгивала в лодку – отвратительная, сырая, надоевшая до рвоты, но такая необходимая еда…
Такова была милость злого бога. Он выжил, благодаря ей. И настал день, когда самое страшное испытание закончилось.
А он даже не сразу заметил своё счастье, он был почти без сознания от холода, тоски и дурной пищи. Прошли часы, прежде чем несчастный обнаружил, что лодка его больше никуда не плывёт, и нос её давно и прочно увяз в прибрежном песке…
На берегу выяснилось, что он разучился ходить. Ноги отказывались служить, и он полз, полз на животе, он рвал зубами колючую траву, жевал её, захлёбываясь зелёным горьким соком, и казалось – в жизни не ел ничего прекраснее. Он выл как зверь, и сам не понимал, от счастья, от боли ли…
Первое