она сердилась? – спросила Пернилле. – На меня?
– Не знаю.
– Ты должна мне сказать! – крикнула она срывающимся голосом. – Это важно!
Лиза не шевелилась, только с каждым сердитым словом, брошенным в нее, становилась все спокойнее и неприступнее.
– Она… ничего… не… говорила.
Сжав девушку за плечи, Пернилле впилась взглядом в эти дерзкие глупые глаза:
– Скажи мне!
– Мне нечего вам сказать, – ответила Лиза ровным бесцветным голосом. – На вас она не сердилась. Правда.
– Тогда что произошло? – взвизгнула Пернилле, готовая ударить девчонку. – Что с ней произошло?
Лиза стояла с вызывающим видом, словно говоря: ну давайте, сделайте это. Ударьте меня. Это ничего не изменит. Нанна все равно не вернется.
Пернилле всхлипнула, вытерла слезы, вышла в коридор. Остановилась у цветов и фотографий в раздевалке. Алтарь Нанны.
Она села на скамейку напротив. Третий день. Лепестки осыпаются. Записки выпадают из букетов. Все уходит в неведомую серую даль за пределами человеческого зрения.
Она подняла ближайший листок бумаги. Детский почерк. «Мы тебя никогда не забудем».
Но вы забудете, думала Пернилле. Вы все забудете ее. Даже Лунд когда-нибудь забудет. Даже Тайс, если только у него получится, направит свою безграничную, бесформенную любовь на мальчиков, Антона и Эмиля, в надежде, что их детские личики скроют память о Нанне, что преданность вытеснит боль.
Вокруг нее мелькали фигуры – тащили портфели, натягивали куртки, обменивались книгами, переговаривались.
Она смотрела и слушала. В этих скучных серых коридорах недавно ходила и ее дочь. В каком-то смысле до сих пор ходит – в воображении Пернилле, и оттого боль еще острее. Почему горе вызывает такую нестерпимую физическую боль, ведь это всего лишь пустота? Почему же она ощущала его всем своим телом? Нанна потеряна. Украдена у нее. И пока вор не пойман, пока его деяние не раскрыто, ее смерть будет угнетать их всех, как темная злая болезнь. До тех пор они будут заперты в настоящем.
Она поднялась, пошла по лестнице, споткнулась, упала. Протянутая рука предложила ей помощь. Пернилле увидела лицо, смуглое и доброе.
– Вы не ушиблись?
Это был учитель Рама, с которым она уже встречалась сегодня.
Она ухватилась за его руку, дотянулась до перил, встала на ноги.
– Как вы себя чувствуете?
Да, все задавали ей этот вопрос в последние три дня и не хотели слышать ответ.
– Плохо, – проговорила она. – Я чувствую себя плохо.
Она задумалась: а как Нанна относилась к этому приятному, умному мужчине? Нравился он ей или нет? О чем они говорили?
– Лиза рассказала что-нибудь? – спросил Рама.
– Кое-что.
– Если я могу…
– Помочь?
И эту фразу ей тоже часто говорили. Все прибегали к одним и тем же словам. Может, он имел в виду то, что сказал. А может, для него это была всего лишь очередная банальная формула, припасенная для неловких ситуаций.
Пернилле вышла из гимназии. Кажется, Тайс был прав. А она вела себя глупо.