и неимоверно костлявый.
Он спросил торопливо приглушенным голосом:
– Брат паладин?
– Я…
– Узнал по голосу, – сообщил он, – вы с кем-то разговаривали?
Я бросил быстрый взгляд на тень, но там уже пусто, оранжевый свет освещает верх стены ровно и чисто, высвечивая каждую щербинку в камне.
– Все равно не поверишь, – ответил я. – Иди спи, тебе скоро к утрене?
– Да, брат, – ответил он и добавил с беспокойством: – Если что, зовите сразу же!
Послышались шаги, в подрагивающем свете показалась фигура в рясе, капюшон отброшен на плечи, я узнал суровое лицо отца Леклерка.
– Что-то случилось? – спросил он негромко.
– А поверите? – спросил я.
Он покачал головой.
– Только если увижу сам.
– Увидите, – пообещал я. – Она растет.
Он нахмурился, а я кивнул на красные от ночных бдений глаза молодого монаха.
– Стоит ли бедного брата Жильберта так уж мучить чтением толстенных манускриптов?
Отец Леклерк посмотрел на меня с упреком, но сказал предельно сдержанно:
– Брат паладин, невежественный человек не может быть благочестивым! И вообще ученье – это… К примеру, в большинстве монастырей, когда умирает монах-ученый, то все считаются его родственниками, и все должны разрывать свои платья, снять с себя обувь и устроить тризну!
– Гм, – ответил я озадаченно, – это как бы да, верно. У вас нет монаха по имени Мендель?
Он подумал, покачал головой.
– Насколько помню, вроде бы нет…
– А Шварц? – спросил я с опаской. – Хотя, конечно, лучше бы не было.
Он снова подумал, ответил со вздохом:
– Вступая в монахи, все порывают с прошлой жизнью и берут новые имена.
– Значит, – сказал я, – никто не знает, с чем монах экспериментирует в свободное от работы время: с опасным порохом или безобидной селитрой?.. Ладно, это я так… Прогресс не остановить. Разве что раньше других попользоваться, как я использую открытия монахов Гутенберга или Периньона? Отец Леклерк, а как насчет выходных? Дни отдыха здесь бывают?
Он посмотрел с еще большим укором.
– Брат паладин, вы разве не знаете, что Всевышний позволил, чтобы о Нем сказали, что Он создал мир за шесть дней и отдыхал на седьмой. Если даже Он, который не знает усталости, позволил, чтобы о Нем было так написано, насколько же больше нужен отдых на седьмой день человеку, про которого сказано: «А человек рожден для забот»!
– Простите, отец Леклерк, – сказал я смиренно. – Великая мудрость в ваших словах. И вообще, уже чую, уходить из монастыря не захочется. Обожаю, когда все вокруг такие умные, а я один только… сильный. Спокойной ночи и добрых вам снов!
– Аминь, – ответили они в один голос.
Глава 9
Здесь в монастыре быстро сдвигается граница между днем и ночью. К тому же свечи горят круглосуточно, чему монахи, естественно, нашли обоснование, полистав Библию; я сам могу найти десяток обоснований