говорил автоответчик, и эту запись я уже знал наизусть. По служебному мобильному никто не отвечал. Хотя я мог оставить сообщение или уведомить о своем звонке с помощью эсэмэски, что, безусловно, обнадеживало.
Дома телефон несколько минут звонил в пустоту, после чего тоже включался автоответчик, вещавший по-английски голосом шестилетнего сына Адама Тома: «Привет, Голдбергов нет дома. Но не расстраивайтесь, мы скоро вернемся и перезвоним вам, если сможем». Далее слышалось хихиканье, треск, после чего тот же детский голос напоминал мне, что в экстренных случаях я могу дозвониться до главы семьи Голдбергов по номеру его личного мобильного телефона. Снова треск и далее шепотом: «What’s your mobile number, Daddy?»[9]
Потом ребенок громко объявлял еще один номер, до сих пор мне неизвестный. Однако и по нему приветливый механический голос уведомлял, что «абонент временно недоступен». Никакого сообщения оставить было нельзя, зато предлагалось перезвонить позже. «This number is temporarily not available, please try again later»[10], – сухо повторял голос, а я скрежетал зубами.
Утром уже из издательства я послал электронное письмо на адрес его литературного агентства в надежде, что Адам, где бы он ни находился, проверяет свой ящик.
Дорогой Адам! Я пытаюсь связаться с тобой по всем каналам. Где ты? Случилась катастрофа! Пожалуйста, перезвони мне немедленно, лучше на мобильный. Речь идет о нашем авторе Роберте Миллере, которому надлежит объявиться в Париже. Всего доброго!
Минутой позже пришел ответ, и у меня отлегло от сердца, пока я не прочитал его:
К сожалению, меня нет в офисе. В случае крайней необходимости вы можете связаться со мной по номеру…
Далее следовал номер мобильного телефона, по которому Голдберг был «временно недоступен». Круг замыкался.
Что делать? Я пытался работать: просматривал рукописи, писал тексты для суперобложек, пил свой неслабый стопятидесятый эспрессо и все косился на телефон. Сегодня было уже много звонков, но ни одного от моего друга и партнера по бизнесу Адама Голдберга.
Сначала объявилась Элен Бонвен, очень милая писательница, всегда говорившая подолгу. Временами у нее случались творческие запои, и тогда она спешила поделиться со мной каждой своей удачей. Дай ей волю – она бы прочитала мне по телефону всю рукопись. Однако временами она впадала в творческий кризис, и тогда мне приходилось изо всех сил убеждать Элен в уникальности ее литературного таланта.
На этот раз был именно второй случай.
– Я опустошена, у меня ничего не получается, – плакала она в трубку.
– Ах, Элен, как часто я от вас это слышу? И каждый раз в результате получается великолепный роман, – успокаивал ее я.
– Только не сейчас. История не клеится, от начала и до конца, – мрачно продолжала Элен. – Знаете, Андре, вчера я весь день сидела за этой глупой машиной, а вечером удалила все, что написала. Почему? Потому что это получилось ужасно: плоско, пусто, заезженно.
Никто не станет читать такое.
– Но это неправда,