до тех пор, пока она сама не отвезла бы свою крестницу в Бат где-то после Рождества.
Но поскольку собственные дела заставляли ее покинуть Келлинч на несколько недель, ей не представлялось возможным пригласить Энн на все время, как она того желала, и Энн, хотя и опасаясь вероятной сентябрьской жары в ослепительном блеске Бата и огорчаясь от необходимости покинуть всю трогательную нежность и грусть тихих осенних месяцев в поместье, не думала, учитывая все факторы, оставаться. Самым правильным, самым мудрым решением, и потому повлекшим меньше страданий, было бы уехать вместе с остальными.
Но произошло нечто, что придало ей новые обязанности. Мэри, частенько чувствующая себя немного нездоровой, всегда слишком много размышлявшая над своими недугами и привыкшая всегда претендовать на внимание Энн, когда для этого возникал хоть малейший повод, плохо себя почувствовала; и, предвидя, что недомогание не оставит ее ни на один осенний день, упрашивала Энн, или, скорее, требовала, поскольку вряд ли ее обращение попадало в разряд просьб, вместо поездки в Бат приехать к ней в Апперкросс-коттедж и составить ей компанию до тех пор, пока не перестанет в ней нуждаться.
«Я совсем не смогу обойтись без Энн», – приводила веский довод Мэри; а ответ Элизабет был: «В таком случае я уверена, Энн лучше остаться, поскольку в Бате она никому не потребуется».
Требоваться кому-то, пусть и не самым подобающим образом, все-таки немного лучше, чем когда тебя совсем отвергают; и Энн была рада, что может оказаться кому-то полезна, довольна была получить хоть какие-то обязанности, и, разумеется, совсем не жалела, что в ней нуждаются именно в ее родных местах, где все ей дорого и мило. Поэтому она с готовностью согласилась остаться.
Это приглашение Мэри избавило леди Рассел от проблем, и в результате вскоре было условлено, что Энн не следует ехать в Бат, пока леди Рассел не возьмет ее с собой, а до этого ее время следует поделить между Апперкросс-коттеджем и Келлинч-лодж.
Пока все складывалось прекрасно; но леди Рассел поразила, если не ужаснула, несправедливость одной из частей плана, разработанного в Келлинч-холле, когда ей неожиданно стало известно о приглашении, полученном миссис Клэй. Эта особа ехала в Бат вместе с сэром Уолтером и Элизабет, в качестве главной и весьма ценной помощницы им во всех предстоящих делах. Леди Рассел чрезвычайно огорчил сам факт подобного приглашения, она недоумевала, огорчалась и страшилась этого; но брошенное Энн оскорбление, заключавшееся в признании необыкновенной полезности миссис Клэй, в то время как никто совсем не усматривал необходимости в Энн, еще больше усугубило ее мучительные переживания.
Сама Энн уже стала бесчувственной к подобным оскорблениям, но она ощущала опрометчивость подобных планов так же остро, как и леди Рассел. Имея возможность молча наблюдать за характером своего отца и зная о нем много такого, чего часто желала бы знать меньше, она сознавала, к каким очень серьезным последствиям для всей семьи более