слишком длинное, огромное и тяжелое, удобное только для схватки с таким же точно закованным в железо рыцарем. Сигизмунд не дурак, понимает его непригодность в таком походе, но в то же время как это оставить или потерять копье, символ рыцарства?
За весь день мы так ни с кем и не подрались, то есть не совершили во славу Господу никаких богоугодных подвигов, не прославили копьем и мечами его славное и кроткое имя, хотя несколько раз над нами пролетали драконы, присматривались, но оказались не настолько тупыми, чтобы бросаться на закованных в железо существ, когда есть олени, лоси, туры и, на худой конец, простолюдины.
Вечером долго любовались великолепным закатом, Господь Бог превзошел себя и порадовал нас просто сказочным зрелищем, при виде которого даже самый заядлый атеист твердо уверится в существовании Творца, иначе на фиг кому нужна эта божественная красота захода солнца?
Хвороста усердный Сигизмунд натаскал много, костер разгорелся такой жаркий, что пришлось отползать. Длинные языки оранжевого огня рвались в небо, трепетали, искры взлетали стремительно, трещали уже там, вверху, взрывались крохотными бомбочками. Круг света был широк, даже озарил в трех шагах каменную кладку, покрытую серо-зеленым мхом.
– Бесподобно, – проговорил Сигизмунд восторженным шепотом. – Солнце – счастье, однако и ночь… хоть и прибежище Зла, но видно же, что ее создал Господь! В ней столько божественного очарования, умиротворенности, спокойствия, тишины…
– Тиха украинская ночь, – согласился я, – но сало надо перепрятать!
Он посмотрел непонимающе:
– Сало? Зачем?
– Когда Горький появлялся в Антарктиде, пингвины начинали робко прятать в утесах сало, масло и другие продукты. Не понял? Я сам не понял, однако давай половину ночи побудь на страже, а потом разбуди, поменяемся.
Он насторожился, быстро повертел головой.
– Ожидаете опасности?
– Очень уж хорош вечер, – объяснил я. – И весь день никто не бросился из кустов. И не встретился. Пора бы, как думаешь?
В ночной тиши раздался негромкий смех. Пламя костра выхватило двух молодых женщин, одну в длинном платье до пят, что умудрялось не скрывать округлый прелестей ни бедер, ни высокой груди, ни даже соблазнительных линий живота, а другая едва прикрытая легкомысленным прозрачным шарфиком, похожим на сизый дымок от костра. Обе с длинными черными волосами, рассыпавшимися по спине, темноглазые и с пухлыми сочными губами, смеющиеся, игривые, сразу же принявшие эротические позы, когда и бедра просятся в жадные ладони, и грудь тычется в лицо, и мягкий горячий живот прижимается к твоему животу.
Я сказал Сигизмунду тихо:
– Молчи. Пока не заговоришь, не ответят. Пока не пригласишь – сами не подойдут.
Он шепнул в ответ потерянно:
– Да знаю, только разве упомнишь…
Девушки хихикали и покачивали бедрами, ноги длинные и стройные, а задницы высоко вздернутые, оттопыренные. Обе двигались под слышимую только им музыку, смеялись, полные сочные губы раздвигались, одна томно высунула кончик языка и облизала губы, я перехватил хитрый