Полис-плаза[13]; штаб-квартира то и дело придиралась к Двадцатому участку. По неизвестным причинам – возможно, виной тому был экономический кризис, рост безработицы или возврат к темным временам разгула преступности, конец которым некогда положил Джулиани[14], – но во всех пяти районах города число преступлений стремительно росло. Более того, оно зашкаливало во время избирательной кампании. Необходимо было найти козлов отпущения, и, естественно, все претензии были обращены к начальникам полицейских участков. Но Хит видела, что ее капитану приходится особенно тяжко. Монтроза как будто выделяли среди остальных, его вызывали на дополнительные совещания, беседы с начальством, и в штаб-квартире он проводил не меньше времени, чем у себя в офисе. Этот прессинг оказывал на него свое воздействие: Монтроз мрачнел, держался отстраненно и словно что-то скрывал. Никки начинала думать, что здесь замешано что-то еще, помимо показателей раскрываемости их участка. И сейчас Хит расстроило то, что рабочие неприятности ее босса стали предметом сплетен за пределами Двадцатого. Если об этом известно Феллеру, то другим, разумеется, тоже. Чувство долга заставило ее броситься на помощь Монтрозу.
– Послушай, Рэнди, сейчас нам всем достается. Я слышала, что эти еженедельные совещания по программе «КомпСтат»[15] на Полис-плаза – настоящий ужас не только для нашего капитана, но и для всех остальных.
– Это точно, – кивнул он. – Надо бы им сделать в полу желобок для стока крови. Нам зеленый.
– Боже, ну ты и зануда, сама вижу. – Никки нажала на акселератор.
– Извини. Я и Голландца свожу с ума своими придирками. Я же сказал тебе, что надо мне поскорее убираться из патрульной машины. – Феллер опустил стекло, сплюнул, снова поднял его и продолжил: – Дело не только в статистике. У меня есть приятель в отделе внутренних расследований. Они нацелились на вашего капитана.
– Чушь собачья.
– Ничего подобного.
– И из-за чего?
Феллер демонстративно пожал плечами:
– Это же отдел внутренних расследований, сама догадайся.
– Нет. Я не верю в это, – сказала Никки.
– Пожалуйста. Может быть, он и чист, но я говорю тебе, что его голова на плахе и следователи уже точат топор.
– Никаких «может быть». Монтроз чист.
Она свернула налево, на 85-ю. Впереди, посередине квартала, возвышался церковный крест. Вдалеке, за рекой, в лучах утреннего солнца розовели многоквартирные дома. Пересекая Вест-Энд-авеню, Никки выключила фары.
– Кто знает? – продолжил Феллер. – Получишь звание, а потом, когда Монтроза снимут, и весь участок.
– Его не снимут. На Монтроза давят, но он это выдержит, не сомневайся.
– Как скажешь.
– Да, я так тебе и скажу. Он недосягаем.
Выходя из машины перед домом священника, Хит пожалела о том, что взяла с собой Феллера. И даже о том, что он не предложил ей выпить, сходить в боулинг или заняться сексом. Это не настолько вывело бы ее из равновесия.
Хит