соком порцию. Потом он попытался что-то сказать, но сестра опередила его.
– Т-сс, – она сделала большие глаза. – Кто-то идет сюда.
Все трое навострили уши. Ралуб на какой-то миг перестал жевать. От здания бань доносились довольное шлепанье по воде, смех и болтовня, хихиканье и подозрительное бормотанье, как будто читали молитвы, доносились обрывки глухих ударов барабана и тоненькое звяканье колокольчиков тамбурина, в которое вплеталось многоголосье женского хора. Обрывки фраз и мелодика языков суахили, нубийского, абиссинского, турецкого, персидского, арабского и черкесского – всех языков, на каких говорили здесь, во дворце, и на всем острове. Такое же многообразие оттенков кожи отличало и лица людей – здесь были цвета сливок и карамели, золотистые и оливковые, корицы и кофе, все оттенки черного – включая эбеновое дерево. Однако в присутствии султана дозволялось говорить лишь на арабском – этого требовали непререкаемые традиции его предков.
Угрозы и брань учительницы были выброшены из головы – так же, как и упрямые кудри личного слуги султана, которому отец поручил найти своих непослушных чад и дать им заслуженный нагоняй.
– Да нет тут никого! – объявил Ралуб и громко выплюнул апельсиновое зернышко, затем еще одно.
– Эй, вы, там! – прозвучал низкий мужской голос прямо под ними.
Беглецы испуганно переглянулись и сжались в комочки, стараясь стать незаметнее. Послышалось шуршанье и треск – сильные руки ухватились за ветви и раздвинули их. Сначала показался шафрановый тюрбан, затем плоское лицо совсем молодого человека крупного телосложения, оспинки на его щеках были покрыты пушком недавно появившейся бороды. Белоснежная улыбка оттеняла орехового цвета кожу.
– A я уж было решил, что за ночь колобусы[4] научились болтать. Но теперь вижу, это всего лишь дети султана, которые прогуливают занятия!
– Меджи-и-и-д! – радостно взвизгнула Салима, но не смогла достаточно ловко спрыгнуть с ветки, она даже не услышала вопля Ралуба, которого нечаянно толкнула плечом, сама же мешком свалилась в широко расставленные руки старшего сводного брата и обхватила его изо всех сил.
Картинно охнув, Меджид поставил ее на землю:
– Да ты тяжелая, как слон! Могу поклясться, за последнюю неделю ты еще больше подросла.
Салима раскраснелась от гордости и тут же распрямилась, а Меджид – после героического прыжка и сомнительного приземления Ралуба – уже помогал спуститься Метле.
– За последнюю неделю еще кое-что произошло – посмотри! – завопила Салима и широко раскрыла рот, демонстрируя зияющую в верхнем ряду зубов дырку, придающую ей вид чрезвычайно дерзкий. Меджид восхищенно воздал должное этой утрате своей маленькой боевой сестрицы.
– И было совсем не больно, – сообщила она; сияя от радости, запрокинула голову, раскрыв рот еще шире, и кончиком пальца стала раскачивать