подобрела и запечатлела на щеке у Максима такой кровожадный поцелуй, что он его потом неделю чувствовал!
– Да ладно, не мните, – ухмылялся Фаткин. – Он же, как былинка, падет сейчас, а нам его лечить.
Макар состроил физиономию начинающего иллюзиониста и сдернул скатерть с барной стойки. Объявился «шведский стол» – бодрящий русский напиток, резаные фрукты, что-то мясное, рыбное, возможно деликатесное.
– Водка есть, закуска есть, чего еще в жизни надо? – урчал Угрюмый, разливая водку по пузатым стопкам. – Налегай, Максим, чавкай, мы же видим, какой ты не голодный…
– Я тоже не голодный, – ржал Коляша Селин, ломая руками костлявую барабульку. – Устал, итить ее, на этой долбаной работе…
– Хорошо, когда у человека много работы, – нравоучительно изрек Макар, подымая стопку. – Тогда у печени ее значительно меньше. Ну, давайте, пацаны и девчата, с приехалом, как говорится. Мы долго приближали этот день, все глаза протерли, ждалки прождали – где там наш Максим…
Выпили по второй, прошлись по мерзкому качеству современной подорожавшей водки, после чего Бобышка предупредила:
– Ша, алкоголики, хватит. Ешьте, но на водку не налегайте. Забыли, зачем пришли?
– А зачем мы, кстати, пришли? – Максим не мог говорить, руки хватали со стола все, что попадалось, бросали в рот. Блаженная улыбка пристала к физиономии – он даже не пытался ее скрыть, знал, что не получится. – Нет, ребята, поймите правильно, я безумно рад вас видеть, вы не просто молодцы, вы герои, раз со мной связались…
– Не продолжай, – отрезала Бобышка. – Все узнаешь в свое время. И это время неумолимо приближается…
Все перестали жевать и задумчиво уставились на Максима. Он поперхнулся.
– Вид у него какой-то жалкий, – извлекая кость из горла, заявил Коляша и непринужденно осклабился. – В связи с этим… как его… недофинансированием.
– Огламурить надо, гы-гы, – согласился Угрюмый.
– Помыть, переодеть, – добавил Макар.
– А то смотреть на тебя, Максим, тошно, – обобщил Фаткин. – В чем мама родила, в том Родина и оставила. Верка, возьмешь на себя этот груз?
– Возьму, – кивнула Бобышка. – Сама ототру его мочалкой и переодену. В этом доме пока еще достаточно мужской одежды… от первого мужа.
– А глазки-то как заблестели, – наблюдательно подметил Макар, и все заулыбались. – Прости, Максим, но наша Верка думает только о сексе.
– Неправда, – возразила Бобышка. – Иногда я думаю не о сексе. Так, я не поняла. – Она насупилась и соорудила каменный лик. – Мы чего сейчас обсуждаем? Максим, пулей в душ, пока не началось…
Но уже начиналось. В дверь постучали условным стуком, и в доме объявились двое хмурых субъектов зрелого возраста. Обоим было не меньше пятидесяти. Приземистый крепыш с седоватым «ершом» и внушительной челюстью сунул Максиму руку, предварительно смерив его оценивающим взглядом.
– Суриков. Алексей Ильич. Можно просто Ильич. И не вздумай бескультурно «выкать». –