Илейка, ни слова не говоря, отодвинул друзей, подтянулся, перелез через оконницу и оказался внутри.
У остальных разом выдохнулось:
– Ты что?!
Но отчаянный Илья подкатился к столу, схватил кольцо и так же быстро вылез обратно. Хоть у Митьки с Лешкой сердчишки колотились быстро, а навряд ли успели по двадцати разов стукнуть, вот как быстро управился смельчак.
– С ума ты сошел! – зашипел на него Алеша. – Она теперь знаешь чего с нами сделает? Клади обратно!
– Это ты с ума сошел. – Ильша разглядывал кольцо, попробовал на зуб. Золота он никогда в жизни в руках не держал, но слыхал, что так положено – зачем-то зубом кусать. – Она бы сейчас волшебно кольцо на палец вздела, всю окрестность-наскрозьность прозрела, а заодно и нас. Вот тогда бы нам доподлинно канюк.
– Поздно! Идет… – Митька вгляделся в сумрак, где что-то вроде посверкивало. – Ах! Царь-Девица!
Кто-то шел из сумрака в длинном переливчатом платье, в высоком серебряном кокошнике.
Тонкий голос протяжно напевал:
«Ай да ты, мой любенькай,
Ай да обето́ванай,
То не зорька красная,
То твоя невестушка».
Царь-Девица? Нет, то была по-прежнему Бабинька, только зачем-то нацепившая старинный подвенечный наряд. Когда она вышла на свет, стало видно, что платье совсем ветхое, заплата на заплате, а кокошник тусклый, почерневший от времени.
Перед столом ведьма остановилась. Завертела головой, высматривая кольцо.
Попович тоскливо протянул:
– Ох, щас буде-е-ет…
Все трое изготовились к страшному. А только мало, надо бы крепче.
Поняв, что кольцо пропало, колдунья разинула рот с единственным зубом, запрокинула назад голову и издала такой страшный, такой протяжный вопль, что от невыносимого этого крика, полного нестерпимой муки, мальчишки тоже взвыли и кинулись наутек: Митька зажмурившись, Алешка с истошным визгом, и даже храбрец Илейка заткнул уши, ибо невыносимый крик оттого таким и зовется, что его вынести никак нельзя.
Помчались под вспышками молний и хлесткими струями дождя вдоль берега, да через плотину, да на свою сторону.
Бежали по размытой дороге, пока Митьша не поскользнулся и не проехал носом по жидкой грязи. Только тогда остановились перевести дух.
– Вот и пушкинцы, которые гроб-то видали, тож, поди, крик этот услышали, – сказал Илья, передернувшись. – Не то что шапку, башку обронишь. Досейчас мураши по коже.
У Алешки зуб на зуб не попадал – и от холода, и со страху. А Мите, с головы до ног перемазанному глиной, Бабиньку было жалко. Как она теперь без кольца? Не сможет боле в Царь-Девицу превращаться. Да и знахарствовать с закрытым Третьим Оком навряд ли выйдет.
Стали разглядывать волшебный перстень. Молнии и зарницы полыхали одна за одной, и свечки не надо.
По виду кольцо было самое простое, без каких-либо знаков. Алешка, который у отца в церкви на венчаниях тыщу раз служкой служил, сказал, что такими обмениваются жених с невестой, кто не бедные, но и не шибко богатые. Может, оно и не золотое даже, а позолоченное.
– Надевай, –