упал на землю. Тогда дубиной Уильяма Уолтер принялся колотить несчастного по голове, пока он не потерял сознание. Уильям подтянул свободный конец веревки, несколько раз перебросил его через ветвь и надежно закрепил. Уолтер отпустил Жильбера, и его слегка обмякшее тело повисло в ярде от земли.
– Принеси-ка дровишек, – сказал Уильям.
Они сложили дрова под ногами Жильбера, и Уильям, достав огниво, запалил их. Через несколько минут языки пламени начали подниматься, а жар заставил Жильбера очнуться.
Когда понял, что происходит, он застонал от ужаса.
– Прошу тебя, – взмолился Жильбер, – прошу, отпусти! Прости, что я смеялся над тобой! Смилуйся!
Уильям молчал. Стенания Жильбера тешили его самолюбие, но не этого он добивался.
Когда огонь начал обжигать пятки Жильбера, спасаясь от жара, он подогнул колени. По его лицу струился пот. От тлеющей одежды тянуло паленым. Уильям решил, что пора приступать к допросу, и заговорил:
– Зачем ты явился сегодня в замок?
Жильбер уставился на него широко открытыми глазами.
– Засвидетельствовать почтение графу. Разве это возбраняется?
– С какой стати?
– Граф только что вернулся из Нормандии.
– И ты не получал приказа приехать?
– Нет.
«Может быть, это так и есть», – размышлял Уильям. Допрос пленного оказался не таким простым делом, как ему представлялось. Он задумался.
– Что сказал тебе граф, когда ты появился в его покоях?
– Поприветствовал меня и поблагодарил за мой визит.
Уильяму показалось, что глаза Жильбера подозрительно забегали.
– Что еще? – спросил он.
– Он поинтересовался, как моя семья и имение.
– Больше ничего?
– Ничего. Почему тебя интересует, что он сказал?
– А говорил ли он что-нибудь о короле Стефане и королеве Мод?
– Ничего. Поверь мне!
Жильбер не мог больше держать колени поджатыми, и его ноги стали опускаться в разгоравшийся костер. Через секунду он взвыл от нестерпимой боли, и его тело забилось в конвульсиях, а колени согнулись. Ему показалось, что он может ослабить свои страдания, если будет раскачивать ноги. Однако каждый раз, когда ступни оказывались в пламени, из его груди вырывался крик.
Уильяма мучили сомнения: может, Жильбер говорит правду? Поди узнай. Но ведь наступит момент, когда муки станут невыносимыми и, отчаявшись получить облегчение, старый вояка будет готов сказать все что угодно. Важно, чтобы он не догадался, чего от него хотят. Кто бы мог подумать, что пытать людей – такое трудное занятие.
Уильям заставил себя говорить спокойно.
– Куда же ты теперь направлялся?
– Тебе-то что?! – завопил Жильбер от боли и досады.
– Так куда?
– Домой.
Похоже, способность быстро соображать покидала его. Уильям знал, где он живет: на север отсюда. Жильбер ехал не в том направлении.
– Куда ты направлялся? – снова спросил Уильям.
– Что