девиц ты перетрахал за моей спиной, Бен? – почти закричала я.
– Любовники в Нью-Йорке, – прорвался сквозь ветер голос пианиста, – они ссорятся в Нью-Йорке-е-е…
– Десяток или около того, – неохотно выдавил Бен. – Но ты же видишь, я всегда возвращался к тебе. Я никого не приглашал на свидания, ни с кем не разговаривал по телефону столько, сколько с тобой, и уж точно не стал бы звать никого из них к себе на ночь, как тебя. Я использую их только для секса. А ты мне нравишься как человек, мне на тебя не наплевать.
Он продолжал объяснять мне свои извращенные взгляды, а я плакала и проклинала себя за то, что каким-то образом умудрилась пропустить все тревожные сигналы. Затянувшиеся до позднего вечера встречи на другом конце города, телефонные звонки среди ночи, внезапная озабоченность своим богатством и тем, что «надо хорошо выглядеть, мало ли с кем придется встретиться днем».
Я подумала обо всех вечеринках, куда мы ходили вместе – не означали ли улыбки и приветствия других женщин чего-то большего, чем просто «привет»? Не выводил ли он меня в свет в качестве временной подружки, которая в курсе всех его романов на стороне?
– Джиллиан, ты выглядишь, как олень в свете фар, – сказал он неожиданно ласковым тоном.
– Я и чувствую себя именно так… А было ли вообще время, когда ты ни с кем не спал у меня за спиной?
– Первые месяцы, когда мы были вместе, – признался он. – Тогда я спал только с тобой.
– Но мы вместе несколько лет.
– И можем быть вместе гораздо дольше… Если ты согласишься бросить эти свои чернорабочие занятия и хотя бы вернешься на свою старую работу – на ту, настоящую, серьезную, или согласишься работать в фирме у отца. Может, тогда у нас будет совпадать расписание, и мне не придется спать с другими. Мы оба в этом виноваты, Джиллиан. Оба.
Я отступила на шаг и подавила рыдание. Я не хотела, чтобы он видел, как я сломалась.
– Любовники в Нью-Йорке… – запел пианист в десять раз громче, чем прежде, – любовники рыдают…
– Да заткнись ты уже, – заорала я на него, давая выход своей боли и ярости.
Сделав глубокий вдох, я начала было извиняться, но пианист все равно не обратил внимания на мой крик и продолжал петь.
– О, детка! – Бен раскрыл руки и сделал шаг ко мне, чтобы обнять. – Не плачь, все в порядке. Иди сюда.
– Не трогай меня. Не смей меня трогать.
– Хорошо. Давай тогда договоримся сейчас, прежде чем вернемся на праздник, – сказал он. – Мне не нужно, чтобы ты устраивала сцены на виду у всех знакомых моих родителей. Как бы ты хотела договориться по всем нашим разногласиям? – он начал ходить передо мной туда-сюда. – Я готов прислушаться к твоим идеям, но если ты хочешь, чтобы я спал только с тобой, ты должна пойти на крупные перемены и дать мне время снова привыкнуть к ним.
Я не проронила ни слова. На это не стоило тратить слов. Ни теперь, ни когда-либо. Все было кончено.
Я повернулась и пошла прочь, не обращая внимания на его слабые возгласы протеста.