величиной. // За днями дни, за днями дни // Мы ждем, корабль наш спит, // Как в нарисованной воде, // Рисованный стоит. // Вода, вода, одна вода. // Но чан лежит вверх дном; // Вода, вода, одна вода, // Мы ничего не пьем. // Как пахнет гнилью – о, Христос! – // Как пахнет от волны, // И твари слизкие ползут // Из вязкой глубины. // В ночи сплетают хоровод // Блудящие огни. // Как свечи ведьмы, зелены, // Красны, белы они. // И многим снился страшный дух, // Для нас страшней чумы, // Он плыл за нами под водой // Из стран снегов и тьмы. // В гортани каждого из нас // Засох язык, и вот, // Молчали мы, как будто все // Набили сажей рот» [84, с. 442–444]. В переводе Гумилева вместо иссохших досок упомянут лежащий вверх дном чан; фразы «Как пахнет гнилью – о, Христос!» и «Как пахнет от волны» опять же не передают отвратительной картины гниения воды; «масло ведьмы» переведено как «свечи ведьмы»; вместо синего цвета огней упомянут красный; глубина, на которой находился дух, не указана.
По своей красочности переводы сильно уступают английскому оригиналу. Очевидно, переводить Кольриджа с сохранением содержания и формы очень трудно, т. к., по мнению Л.Сентсбери, «в стихах нет более великого мастера, чем Кольридж» [90, р. 63] или, по словам М.Жерлицына, «какой переводчик может сохранить, не изменяя содержания, музыку стихов с двойными рифмами» [28, c. 192–193].
События в поэме продолжают развиваться: матросы корабля взглядами молча обвиняют Морехода и вместо креста вешают ему на шею мертвого альбатроса. Очевидно, Кольридж имел в виду не столько нательный крест, который являлся для христиан символом избавления от первородного греха, сколько крест как тяжкое испытание. Также этот образ ассоциируется с «печатью Каина», крестом, выжженным, по преданию, на челе Каина и Вечного Жида. Сказание о Каине, убившем своего брата Авеля, равно как и сказание об Агасфере, Вечном Жиде, осужденном за надругательство над Христом, занимал воображение Кольриджа во время работы над поэмой. Поэт также вспоминал, что в 1798 г. он вместе с Вордсвортом приступил к сочинению повести «Скитания Каина». Кольридж написал вторую главу, первую обещал сочинить Вордсворт, который, проведя бессонную ночь и сочинив всего несколько строк, отказался от своего обещания. По словам Кольриджа, эта затея «окончилась шуткой; и вместо повести был написан «Старый Мореход» [86, p. 183].
Муки одиночества, испытанные Каином и Агасфером, сходны с судьбой Старого Морехода. Кольридж одним из первых в английской романтической поэзии создал образ героя, отчужденного от мира и страдающего от одиночества; этот образ оказал воздействие на произведения П.Б.Шелли, В.Скотта, Дж. Г.Байрона, в том числе и на широко известную мистерию последнего «Каин» («Cain, a Mistery»). Известно также, что В.Скотт описал терпящий бедствие корабль в фосфоресцирующем море с эльфическим светом в «Лорде островов», а Байрон нарисовал в «Тьме» («The Darkness») картину гниющего моря с истощенными матросами как прообраз гибели мира и возвращения к первородному хаосу.
Итак, мертвая птица становится для Морехода знаком его вины и преследующей его кары. В мире, окружающем Старого Морехода, теперь царит