спрашиваешь – куда? Домой! Домой! В Усады!
Было ясно, что старик сюда не вернется и начнет в открытую воевать против сына – глотками все тех же пайщиков, на которых Савва уповает…
Страх перед хозяином – он разве мог улетучиться за три года?
C тяжелым сердцем шел вечером домой. У Зинаиды был прозорливый глаз – о визите отца, конечно, знает, значит, решит, что ссора произошла. Многому научился за последние годы Савва – не научился скрывать лицо. Для купца это плохо. А для человека – как создания Божьего?
На фабрику и с фабрики он ходил пешком. Недалеко, да и поразмяться надо. В том и искал сегодня причину. На самом-то деле боялся жены – да, да! – народно удлинял путь. Эк ему счастье привалило! Мало, что красива несказанно, так и по-сказанному умна. Да и откровенна не по-женски. Еще на первых порах сказала: «Деток, Саввушка, хочу. Какая жизнь без деток? Сотвори мне Серега хоть единого дитятю, может, к тебе и не побежала бы». Сейчас уж последние дни вот-вот милое, горяченькое пузенько расколется, пост мужской кончится. Как ни метали молодые ткачихи на него взгляды, зная, что до жены ему сейчас нельзя, он честно постился. Ах, Зина, Зина, не огорчить бы тебя!
Ноябрьский золкий ветер драл голые ветви лип и кленов, посаженных дедом. Свет в родных окошках еще издали виден. Тише, еще тише ступай, бизон тупомордый… Но скрип первого снежка под меховыми сапогами все равно бередит душу. Слуги, когда входил, и то недоуменно поглядывали: чего это хозяин как с краденым крадется?
Слава богу, благополучно в свой кабинет прошел, не встретил никого по пути. Зина сейчас частенько в спальне отлеживается. Вздохнув с облегчением, дневной сюртук сменил на вечернюю просторную куртку, сел в кресло и, как водится, закурил. Мысли его сейчас же, как всегда в тишине, на другое перескочили. Дом! Родители обзавелись и в Москве хорошим особнячком, в уютном Трехсвятском переулке; главная-то контора там, в Москве. Да вовсе и ни к чему хозяину кажинный день шастать по цехам. Это он на первых порах – свои порядки наводит, новые отношения с фабричным людом устанавливает. Дальше управители этим займутся. Из ссылок и из деревень почти все лучшие рабочие возвернулись, в благодарность как ломовые тянут.
Разве что Севастея… Сосланная на Урал, говорили, замуж за одного из здешних ссыльных вышла, да там и осела. Тоже ведь есть его вина? Женщине не след быть слишком умной. Вот то же и Зинаида: про московский собственный дом твердит, не зная, что он это домашнее дело меж фабричных дел давно обдумывает. Сейчас именно такая минута, тихая. Будет, будет, Зинуля… не дом, а дворец! Всему свой срок. В тишине-то, да под сладкую папироску, и рисуются на золотистых обоях истинно уж золотые дворцы…
Как же, покуришь! Не слуга, а кучер Данилка вошел и объявил:
– Зинаида Григорьевна к чаю зовут.
– Ты что, уже и за слугу? – с недовольным видом поднялся Савва, отвлеченный от своих мыслей.
– Зинаида Григорьевна приказали быть при лошадях. Вдруг за доктором?
Жена уже сидела у самовара, в широком распашном платье. Он поцеловал ее и хозяйски прошелся