спокойно. Он умел держать себя в руках. И у него был очень живой ум. Он быстро реагировал на изменение ситуации, на вопросы, обращенные к нему.
В беседах с Черчиллем, с Рузвельтом – если взять протоколы этих бесед, которые я, в основном, и вел – вы увидите, как он бросал реплику, тут же что-то уточнял. То есть он внимательно следил за ходом беседы, хотя вся она шла через перевод: он должен был быстро все в своем мозгу переработать. Поэтому говорить, что он был больной или страдал какой-то психической болезнью – по-моему, это утверждение не соответствовало действительности.
– Этот диагноз не касался его способности соображать, разговор прежде всего шел о мании преследования. О том, что он видел кругом врагов. Он боялся своего окружения.
– Да, это, пожалуй, верно, – согласился Бережков.
– Я бы дал вам с собой один материал о Сталине, который ждет у нас публикации – в нем довольно интересные цифры, которые, насколько я понял, приводятся впервые, – сказал я, передавая Бережкову копию текста.
– Откуда они у автора? – поинтересовался Бережков.
– Он ученый-историк, живет в Нью-Йорке. В Калининграде заведовал, кажется, кафедрой политэкономии.
– Знаете, – видимо, не вполне соглашаясь с концепцией этого текста, заметил Бережков, – у нас иногда идеализируют людей, делают из них героев: мол, раз уж они оказались жертвами, значит, они хорошие, а те, другие, – жестокие палачи. Тот же Тухачевский: вспомните, например, Кронштадтское восстание, когда по его приказу расстреляли 15 тысяч матросов. Безоружных, которые уже сдались!
– Или крестьянское восстание, – добавил я вспомнившийся мне еще один «подвиг» сталинского маршала.
– Ну да, крестьянское восстание Антонова, – подтвердил Бережков.
– Здесь он пишет, что Тухачевский впервые применил против мирного населения отравляющий газ, – я полистал лежащие между нами странички, пытаясь найти нужную.
– Существует записка Ленина, где он распорядился использовать газ для подавления бунтов. Еще царское правительство имело химическое оружие, но в боевых действиях никогда его не применяло. Немцы же первыми использовали его – в Первую мировую войну. А здесь всех этих мужиков и их семьи потравили газом, – завершил свою мысль Бережков.
– Вернемся все же к военной теме. Как вы думаете, если бы Гитлер тогда не напал на Советский Союз, могло бы случиться, что Сталин напал на Германию первым? Такая вероятность была?
– Думаю, что Сталин один не пошел бы на это – я имею в виду без союзников. Он видел, что Англия и Франция из двух зол – коммунизм и нацизм – склонны поддерживать нацизм.
– То есть они оценивали нацизм как меньшее зло? Так во всяком случае из Москвы виделось Мюнхенское соглашение?
– Да, конечно! Отдать Австрию, отдать Судеты – это все, понимаете… Вот только Польшу они связали гарантией, и то – почему? Потому что до этого был пакт. Я уверен, что если бы пакта не было, Гитлер напал бы на Польшу – и ни Англия, ни Франция ему войны