Я думал, вы лучше разбираетесь в propria quae maribus[53].
– Гм! – отозвался Уормвуд. – Когда я гляжу на вас, я, во всяком случае, вспоминаю «как in praesenti» [54].
Лорд Винсент выпрямился и грозно взглянул на говорившего. Он был разгневан. Уормвуд, словно ни в чем не бывало, продолжал грызть гренок, а леди Розвил, которая в то утро, против своего обыкновения, сошла к завтраку вниз, в столовую, приветливо заговорила с ним, чтобы загладить его неловкость. Я не берусь утверждать, что пленительная улыбка и еще более пленительный голос прекрасной графини смягчающе подействовали на аскетическую натуру мистера Уормвуда; во всяком случае, он вступил с ней в беседу, во время которой вел себя лишь немногим более неучтиво, чем можно было бы ожидать от любого другого человека, не столь одаренного. Они говорили о литературе, о лорде Байроне, о светских беседах и о Лидии Уайт[55].
– Мисс Уайт[56], – сказала леди Розвил, – не только сама обладает изумительным даром слова, но и умеет пробуждать его в других. Званые обеды, обычно такие скучные, в ее доме всегда восхитительны. Представьте – там даже у англичан веселые лица, а один или два имеют вид почти что непринужденный.
– А! – воскликнул Уормвуд. – Вот уж это действительно редкое явление! У нас ведь все – заимствованное. Мы в точности похожи на английского обожателя Порции в Венецианском купце: камзол мы берем в одной стране, штаны – в другой, а манеры – всюду понемножку[57]. Своим отношением к моде мы сильно напоминаем того героя одной из повестей Лесажа, который беспрестанно менял слуг, располагая при этом только одной ливреей, и каждому, кого он нанимал на смену выгнанному, приходилось в нее рядиться, безразлично, статен ли он был или приземист, дороден или тощ. Так и мы перенимаем чужие повадки, как бы нелепы и несообразны нашей природе они ни были, и поэтому всегда кажемся неестественными и неловкими. Но soirées[58] Лидии Уайт действительно приятны. Помнится, когда я в последний раз обедал у нее, нас было шестеро, и, хотя нам не посчастливилось встретить там лорда Винсента, застольная беседа протекала на редкость оживленно и приятно. Все, даже С., говорили остроумные вещи.
– В самом деле! – воскликнул лорд Винсент. – Прошу вас, мистер Уормвуд, поведайте нам, что вы там говорили.
– Ах! – протянул писатель, бросив ехидный, значительный взгляд на довольно невзрачную особу лорда Винсента. – Я вспомнил обличье вашего сиятельства и сказал: grâce![59]
– Гм! Гм! Gratia malorum tam infida est quam ipsi[60], – говорит Плиний, – пробурчал лорд Винсент, поспешно вставая и застегивая сюртук.
Наступившей затем паузой я воспользовался, чтобы подойти к леди Розвил и вполголоса попрощаться с ней. На мои любезности она ответила приветливо, даже сердечно и тоном, казалось, выражавшим неподдельную приязнь, просила меня непременно побывать у нее, как только она возвратится в Лондон. Я быстро засвидетельствовал свое почтение всем остальным и меньше чем за полчаса отдалился на добрую милю от Гаррет-парка и его обитателей. Не могу оказать, чтобы