Охранники объясняют бесчеловечное отношение к заключённым тем, что они имеют дело с преступниками, а потому заключённые иного отношения не могут заслуживать. В действительности это в большей мере так потому, что человек, если он не Иисус Христос, не может устоять перед искушением дьявола и не получить удовольствие от издевательских унижений над бесправным человеком, который не может за себя постоять без риска подвергнуться побоям. Желание почувствовать наслаждение от ущемления человеческого достоинства заключённого, даже если это выражается только в обращении к нему на «ты», – независимо от того убийца заключенный, начинающий мелкий воришка или вовсе невинный человек, – не может подавить в себе ни один охранник. Надзиратель, если он добрый человек по характеру, охотнее сострадает и ласково улыбается бездомной тюремной кошке, нежели заключённому человеку в этой же самой тюрьме.
Коля Могилевский шёл за пожилым тюремным охранником, у которого на худых ягодицах поблескивала тёмно-синяя ткань брюк галифе, что сохранились у него, видимо, от старой формы работника НКВД. Колю внутренне трясло от страха перед встречей с неизвестными сокамерниками. В КПЗ ему много рассказывали о чудачествах малолетних преступников по отношению к новым узникам. На Колю угнетающе действовала и огромная толщина старой кладки стен, которую он определил по большой глубине проёмов для дверей в камеры. Вот наконец коридорный охранник остановился напротив одной двери, глянул на пластиковую табличку в руке, стёр на ней что-то ластиком и написал карандашом вновь. Потом коридорный сдвинул форменную фуражку с красным околышем на затылок, посмотрел в глазок и крикнул кому-то громко в камеру:
– Ну-ка отойди от двери! Кому я сказал?! – Охранник начал открывать дверь. Засовы шумно звякнули, и после двух оборотов большого ключа в замке, дверь с трудом распахнулась. – Заходи! – опять громко рявкнул рябой худощавый охранник, обильно политый утром после бритья тройным одеколоном, и Коля с тяжёлым тюком матраса едва протиснулся внутрь камеры, больно задев при этом спину о косяк двери. Манера громко выкрикивать команды больше говорила о скрытом страхе охранника, чем о его смелости перед открытой камерой с арестантами. Узники порой нападали на работников тюрьмы и захватывали их в заложники. Это подтвердилось в том, что закрыв дверь за Колей, пожилой служитель тюрьмы тут же открыл кормушку и сказал в камеру:
– Если ещё раз увижу, что загораживаете глазок – в карцер посажу! – Как только кормушка закрылась, кто-то сказал Коле, кого он не видел из-за матраса в руках:
– Бросай сюда. – Коля повернулся чуть боком, чтобы увидеть, куда именно ему предлагают положить вещи. В узкой камере с цементным полом стояло четыре двухъярусные металлические кровати, по две у противоположных стен. Слева у ближайшей к двери шконки на втором ярусе было не занято.